Опубликовано 29 октября 2016, 16:06

«Если Маск позвонит, я отвечу ему»: космонавт Мисуркин о Марсе, шлангах и китайцах

Александр Мисуркин

Александр Мисуркин

© Алексей Паевский

Корреспондент Indicator.Ru поговорил с российским космонавтом Александром Мисуркиным. Встреча с ним состоялась 27 октября в Музее космонавтики. Организатором мероприятия выступил известный популяризатор, создатель ресурса «Открытый космос» Виталий Егоров («Зеленый кот»). Indicator.Ru организовывал прямую трансляцию встречи

Подполковник запаса военный летчик Александр Мисуркин 29 марта 2013 года стал 113-м космонавтом России и 531-м человеком, побывавшим в космосе за всю историю человечества. Тогда начался его полет в составе 35/36-й основной экспедиции на МКС.

— Александр, совсем недавно стартовал к МКС космический корабль «Союз МС-2». Это модернизированная версия корабля «Союз ТМА-М». Внешне они практически неотличимы. Вы летали на «ТМА-М», обживали «МС» в качестве участника дублирующего экипажа «МС-2». Чем они отличаются?

— Основная разница, конечно же, в приборах, которые установлены на корабле. Это достаточно большой шаг вперед, начиная с замены бортового цифрового вычислительного комплекса «Аргон» на более современную вычислительную машину, появления новых цифровых каналов связи, более совершенных датчиков. Еще одно важное нововведение — в двигательной установке. Для нас, космонавтов, критически важно понимать, что корабль сможет дать тормозной импульс для схода с орбиты и возвращения на Землю в любом случае. И если на «ТМА» у нас была одна степень резервирования, одна резервная система двигателей на случай неисправности основной, то на «МС» есть две степени дублирования. Это очень греет душу, когда ты на орбите.

Но вообще, очередная модернизация корабля «Союз» — это последовательное приближение к новому кораблю «Федерация». Нельзя взять и сделать корабль с нуля со всей его начинкой. Точнее, можно, но дорого и неоправданно.

Поэтому уже сейчас часть электроники «Федерации» проходит испытания на «Союзе». Мы находимся в процессе трансформации корабля «Союз» в «Федерацию» — это греет душу, потому что я нахожусь в том возрасте, когда есть еще возможность полететь на новом корабле (Мисуркин родился в 1977 году — Indicator.Ru).

— Вы надеетесь долететь до Луны?

— Я надеюсь, что и до Марса (смеется).

— Будет здорово, если это получится. Тем не менее вы уже пионер. Вы были первым, кто летал на МКС по «короткой» схеме: стыковка через шесть часов после старта, а не через двое суток. В чем разница, почему раньше приходилось ждать?

— Я начну издалека. Все представляют себе «приятные» моменты знакомства с невесомостью? А устройство среднего уха? (смеется). В общем, у человека есть вестибулярный аппарат, который всегда знает, где верх, а где низ. Мы чувствуем вектор силы тяжести. А когда мы попадаем в невесомость, вестибулярный аппарат сходит с ума. У меня, например, сразу после выведения было четкое ощущение перевернутости. Тебе должно быть все равно, а ты ощущаешь себя перевернутым, хотя глаза тебе говорят противоположное. Как будто бы в одно ухо тебе говорят «2х2=4», а в другое — «а сегодня 2х2=5». Мозг получает настолько противоречивую информацию, что на выполнение любых операций требовалось гораздо больше времени, чем это было на тренажерах. Добавьте к этому расстройство вестибулярного аппарата — морскую болезнь.

Когда мы летали по двухсуточной схеме, корабль находился в состоянии закрутки, постоянно вращаясь, чтобы направлять солнечные батареи на солнце. То есть мало того, что ты и так испытываешь всю радость невесомости, так еще и в таком состоянии катаешься на карусели. Удовольствие не из приятных. И потому для космонавта «короткая схема» предпочтительнее. И как только медики накопили достаточно данных о том, что человек даже в первые часы невесомости способен отработать максимально четко стыковку как оператор, как только вычислительные мощности корабля стали способны выполнять точные расчеты корректирующих импульсов для стыковки — было принято решение о «короткой схеме».

Есть еще один важный момент здесь для меня, как для летчика-испытателя: мы смогли забрать часть функций у Центра управления полетом. Раньше, когда я мечтал быть космонавтом, я себе как это все представлял: сел в корабль и летишь, как хочешь. А реальность оказалась другой: ты ощущаешь себя воздушным шариком, который с Земли за ниточку ведут, куда хотят. И получение дополнительной степени свободы было очень приятно. По-хорошему, это первый шажок к межпланетным полетам. И я благодарен Владимиру Поповкину, царствие ему небесное, который тогда принял это решение.

— Вернемся к Марсу, раз уж вы его упомянули. Следите ли вы за исследованиями Марса, что сейчас там происходит, или просто ждете, что вам дадут корабль и скажут: «Лети!»

— Жду ли я, когда мне позвонит Илон Маск и спросит: «Саша, готов ли ты со мной полететь на Марс, чтобы терраформировать Солнечную сиситему?» (смеется)

— …или из Роскосмоса

— Если Маск позвонит, я отвечу ему, как ответил Бренсон одному искателю приключений пересечь с ним Атлантику на воздушном шаре. Бренсон спросил своего будущего партнера, есть ли у него семья. И когда тот ответил утвердительно, согласился. Я думаю, что Маска не надо спрашивать хочет ли он лететь, конечно хочет. Вопрос — зачем. Если там будет какая-то научная деятельность, исследователем я бы с ним полетел. Конечно, с одним условием: если я буду уверен в готовности его техники, и они сделают как минимум несколько беспилотных полетов до этого. Но все к этому идет, в 2018 году SpaceX планирует беспилотный полет к Марсу того же корабля Dragon.

Что же касается Роскосмоса, то в нашей официальной космической программе прослеживается тенденция к полету человека на Луну. Так что если будет вариант полететь на Луну, то я займу очередь и туда тоже.

— А если придется выбирать?

— Я практически уверен, что выбирать не придется.

— Вернемся к экспериментам на МКС. В каких экспериментах вам лично приходилось принимать участие? Вот в вашей группе в ВКонтакте есть страшная фотография вас с какими-то шлангами, вставленными в глаза. Какие-то бесчеловечные эксперименты!

— Нет, ничего в глаза мне не вставляли. То, что вы видели, на самом деле устройство, которое может, при необходимости, промывать глаза от пыли. Корабли, конечно, пылесосят перед отправкой в космос, но пыль все равно появляется, даже сам человек — это прекрасный источник пыли. И она теоретически может попасть в глаза, а умыться в невесомости сложно, проточной воды, чтобы промыть глаза — нет. Вот это устройство должно промыть глаза.

Если же говорить про эксперименты, то мы должны уже переходить от отношения к космосу как к среде, которую мы покоряем, к отношению как к среде, которую мы населяем. Поэтому первая часть экспериментов, в котором мы принимаем участие — это эксперименты по влиянию невесомости на здоровье. Например, в 1970 году был выполнен рекордный полет корабля «Союз-9», почти 18 суток автономного полета — а мы помним, что «Союзы» очень тесные корабли. И после этого экипаж был в очень тяжелом физическом состоянии.

С тех пор прошло много времени и специалисты космической медицины разработали систему профилактики, которая совершенствуется по сей день. И все мы продолжаем в этом участвовать. Но в любом случае каждый день два с половиной часа нам приходится заниматься на тренажерах. И по себе могу сказать: это работает, я почти не потерял ни мышечной массы, ни кальция в кости. Но это общеизвестно. Однако невесомость приводит и к изменению микроструктуры мышц, их иннервации. Вот это мы изучаем очень плотно.

Другой эксперимент — это знаменитый «Плазменный кристалл», эксперимент по выращиванию кристаллов из пылевой плазмы. И здесь удивительно сошлись фундаментальная астрономия — ведь пылевая плазма, по сути, это вещество, из которого появились звезды и планеты, и наши эксперименты помогают понять, как это происходило — и получение совершенно новых и уникальных материалов для микроэлектроники.

— Прямо сейчас в космосе работает китайская экспедиция, которая проведет месяц на орбитальной станции. Они будут опробовать интерфейсы «мозг-компьютер». Не проводилось пока ничего такого на МКС?

— Нет, не было. Электроды мне в голову пока не вживляли (смеется). Но, возможно, надо нашей науке обратить на это внимание.

— Еще один вопрос про китайских космонавтов. Кто они для нас? Партнеры, соперники?

У меня есть два ответа на этот вопрос. Конечно, китайцы — мастера по копированию всего и вся. Но чтобы не бояться того, что ты что-то сделал, а тебя потом скопируют и ты останешься не у дел, есть очень простой рецепт — все время идти вперед.

Что же касается личного взаимодействия, я отвечу метафорой. Когда вы живете в одном небольшом городе и встречаетесь с девушкой с другой улицы, вы — люди с разных улиц. Когда вы с ней же встретились в Москве, вы уже жители вашего города. Если ты из Москвы и встречаешь где-то за границей человека из Владивостока — вы самые близкие и родные люди за границей. В космосе вы все земляне. Так что и с китайцами, я думаю, получилось бы прекрасно работать и общаться, как мы работаем и общаемся на орбите с нашими коллегами из США и Европы.

— Возможно, очень сложный вопрос, но сейчас раздаются голоса о том, что сейчас полеты в космос — это полностью безопасно, а звание Героя России, которое космонавты, в том числе и вы, получают после полета — это своего рода традиция. Что вы скажете на это?

Я бы посоветовал таким людям задать этот же вопрос моему другу и коллеге, космонавту Европейского космического агентства Луке Пармитано, у которого во время выхода в открытый космос скафандр начал заполняться водой из системы охлаждения. Он чуть было не утонул в собственном скафандре.

Звание Героя — это не традиция, а огромная ответственность. Знаете, мне звезду Героя Владимир Владимирович Путин вручал сразу после вдовы Магомеда Нурбагандова. Это много значит для меня.