Старые фокусы и новые явления: на КМУ-22 прошла сессия «Как вызовы превратить в возможности»

Модератор сессии Олег Мовсесян, генеральный директор Научного парка МГУ, отметил: «С учетом новых вызовов спрос на технологии по широкому фронту отраслей, конечно, возрос очень сильно. Всем тем, кто здесь присутствует, и придется закрывать эти пробелы. Но это и прекрасная возможность реализовать себя». Мовсесян подчеркнул и важность стартапов во всей цепочке внедрения инноваций: «Быстрее всего — и с наибольшими рисками — реализация инноваций идет именно там». Риски у стартапов высоки, но и приз соответствующий. Однако как помочь молодым ученым продать свою разработку — вопрос также сложный.

Международное сотрудничество: не все потеряно

Первый вопрос сессии — лирическое отступление о международной научной и экономической кооперации. Инновации, технологии и наука — глобальная история. Фонд «Сколково», отметил Мовсесян, задумывался как площадка, которая привлекает кадры со всего мира — и же она снимает множество ограничений для этой кооперации, например, в государственных льготах. «Фокус был на самые глобальные экономики мира — США, поэтому было сотрудничество с лучшими университетами, например с MIT. Парадигма поменялась, но, как мне кажется, отказываться от международной кооперации не стоит», — рассказал Мовсесян. Как сейчас дела с международным сотрудничеством и насколько тяжело идет работа с инновациями в новых условиях, рассказал Юрий Сапрыкин, вице-президент по региональному и международному развитию фонда «Сколково».

Про международное сотрудничество Сапрыкин отмечает: «Я человек позитивный и не люблю драматизировать. С одной стороны, заниматься шапкозакидательством и говорить, что ничего не изменилось, мы не будем, но, с другой стороны, есть опыт напряжения после 2014 года», — и тогда открылся китайский офис «Сколково», который, по словам Сапрыкина, «достаточно успешно работает».

За две недели до КМУ-2022 открылся офис и в Индии: «Сколково» сейчас видит у отечественных компаний запрос на индийский рынок, а у развивающегося индийского рынка — в отношении российских разработок. В логике создания Сколтеха действительно лежала кооперация с MIT, но и сейчас «драмы никакой нет», говорит Сапрыкин: они успели наработать «ядро своих методик и коллективов исследователей».

Вектор — на развивающиеся национальные экономики. По словам Юрия Сапрыкина, фонд «Сколково» — это сервисная структура, которая не участвует в международной политике, а удовлетворяет запросы резидентов. Так, в прошлом году из трех с половиной тысяч было 509 компаний, которые имеют экспортную валютную выручку. Сапрыкин приводит структуру выручки: 50% приходило из Азиатско-тихоокеанского региона и около 20% — с Ближнего Востока. «Мы не первый год пытаемся сформулировать подходы — партнерскую сеть, которая позволяет капитализироваться компаниям, — в логике того, что США и Европа не единственные рынки». Сапрыкин в связи с распределением резидентов «Сколкова» сравнивает общую демографию: в Европе проживает 300–400 млн человек, а в Китае и Индии гораздо больше. На самом деле, по Европе цифры немного другие: около 600 млн, если рассматривать все страны Европейского континента без РФ — как рынок; в Евросоюзе — 450 млн на 1 января 2022 года.

Также «Сколково» начинает сотрудничать с Африкой, с развивающимся рынком с растущими потребностями: «Мы недавно участвовали на мероприятии в Кейптауне», — отмечает Сапрыкин. Он рассказывает: «Многие иностранные компании, которые работают на территории “Сколково”, нашли, как перестроиться и сохранить центры исследования и разработок на территории России. В этой части работа идет; она может быть со сложностями, с какими-то элементами фокусничества, но она есть».

Изменения же чувствуются на «физической кооперации»: сложно или невозможно закупить нужные, например, реагенты, — современное оборудование и компонентную базу. Сапрыкин по этому поводу докладывает: «Перестраиваются цепочки». Так, китайский офис до 2022 года 7 лет занимался ввозом российских технологий, а сейчас — наоборот.

Гранты — молодым ученым

«Фонд “Сколково” со дня основания определил одним из приоритетов то, что мы работаем не только с готовыми стартапами, но и идем академическую среду, помогаем студентам, научным сотрудникам», — рассказывал Юрий Сапрыкин: «Сколково» помогает молодым ученым, которые хотят «двигаться по траектории бизнеса». Сапрыкин приводит цифру в 4 млрд рублей: столько выручки генерируют компании резидентов. Также «Сколково», отмечает Сапрыкин, помогает другим вузам с образовательными программами.

С другой стороны — «Сколково» перенял этот опыт в Риге — создается специальный бизнес-инкубатор, в котором сводятся ученые и бизнесмены. «Не сказать, что есть феерические результаты, — поделился Сапрыкин, — но уже есть 12 работающих проектов». Деньги и наука — это сложный диалог, но и «молодым ученым проще договариваться с бизнесменами — они рынок чувствуют лучше».

Про заявки на гранты для молодых ученых Мовсесян отметил: «И в “Сколково”, и у нас в «Научном парке» МГУ, и, скорее всего, в вашем родном университете есть программы акселерации, которые помогут сформировать заявку сформировать, подготовить и научить защищать, — и добиться успеха для первых шагов в бизнесе». Беритесь, сказал Мовсесян, если вы молодой ученый и задумываетесь о лаврах Билла Гейтса, а не о лаврах нобелевского лауреата.

Про один из таких «институтов развития» рассказал Константин Бурнашев — начальник управления по сопровождению участников фонда «Московский инновационный кластер», созданного по указу президента 4 года назад. Бурнашев отмечает: «По факту, это “госуслуги” для научного бизнеса». По его словам, фонд также помогает выстраивать кооперационные цепочки: в этом году нарушились логистические связи и пропали поставщики для такого научно-инновационного бизнеса. «На выходе, в апреле текущего года, было 100 проектных команд с 30 миллионами [рублей] венчурных инвестиций», — отмечает Бурнашев результаты работы. Отметим, что в этом году резко упал средний чек инвестиций даже в IT-стартапы: раньше было около 300–500 млн рублей, а сейчас сумма в 30 млн — средняя для основы рынка. «Кластер» работает с московскими компаниями.

Иван Афанасов, технологический предприниматель, работает как раз с инновационными стартапами в медицинской сфере. Это случай удачи: одна из его компаний, как презентовали ее на сессии, растет с темпами больше 100% в год. Как довести идею до продукта? Афанасов рассказал: «Мы делаем эквиваленты кожи, это используется, например, в ожоговой хирургии, гидрогели, бинты; в другой компании — гемостатики <...> Я, честно завалил пару стартапов, и первый из них я начинал еще в МГУ». Наука для маркетинга: надо выйти из стен университета и спросить, в чем проблема, в чем решение — и развивать его вместе с индустриальными партнерами.

Бигтех и диптех: что у нас так и не случилось еще до февраля 2022 года

Стартапы — это хорошо, но почему-то нет индустрии. Ректор МФТИ Дмитрий Ливанов рассказал: «Мы все давно слышим про создание национальной инновационной системы, я сам в течение 20 лет в этих разговорах принимаю участие». Ставка идет на «массовую стартапизацию», отмечает Ливанов. Но «посевное финансирование» стартапов, их возгонка к размеру малых или средних компаний, — ставка не сыграла.

Ливанов определяет: в XXI веке в России не возникло ни одной глобальной технологической компании. Последним бигтехом был «Яндекс». Он появился еще в 1990-е (и, напомним, был зарегистрирован в Нидерландах, а сейчас права на разные разработки делятся между российским и зарубежным «отделом»; в этом процессе Алексей Кудрин, чиновник, бывший председатель Счетной палаты РФ, может получить главный пост в «Яндексе» и якобы 5% компании: это косвенно подтвердила Валентина Матвиенко на недавнем заседании Совфеда). «Даже в сфере IT, где рост компаний происходит самым быстрым образом, где путь от фундаментальных исследований до кода и даже простых фреймворков занимает всего месяцы, — этого не произошло. Надо спокойно в этом признаться», — говорит Ливанов.

По словам Ливанова, еще до 2022 года созданная экосистема — фонды, включая «Сколково», например, — не продемонстрировали результата с точки зрения создания индустрии: «Много стартапов, много людей, но конкурентоспособного на мировом рынке продукта даже в области IT в XXI создано не было». Ливанов тут же называет большие IT-компании с хорошей капитализацией, которые созданы выпускниками его Физтеха, — «они существуют вне российской юрисдикции; никакой государственной поддержки они в свое время не получали и при первой же возможности релоцировали всех своих сотрудников за пределы РФ».

Тем более — российский диптех, конкурентного продукта не случилось и с ним. Сколтех, говорит Ливанов, также пришел в «состояние завершения миссии абсорбции». Это больше невозможно: вряд ли страны Юго-восточной Азии здесь чем-то помогут России.

«Развитие инновационной экономики через делегирование госкомпаниям определенных функций также не дало эффекта», — отмечает Ливанов. Причина проста: единственный стимул работать в инновациях для любой компании — это конкуренция: «А если вы госкомпания — зачем и с кем вам конкурировать?». Административные рычаги не приводят к серьезному развитию высокотехнологичных производств: «Ни автомобилестроение, ни авиастроение, ни станкостроение, ни одна другая значимая наукоемкая индустрия, которая определяет технический уровень развития человечества, за XXI век не возникла в России».

«С другой стороны, мы понимаем, что провал в организации интеллектуальной деятельности, который произошел в 1990-е годы, — большое количество ученых или уехало из страны, или перешло в другие сферы — начал активно восстанавливаться», — продолжает Ливанов. Формы господдержки привели к формированию конкурентоспособных отдельных научных групп. Они в основном работают в вузах и, реже, в институтах РАН. Но каждая группа занимается своей небольшой тематикой и локальными задачами: эти группы «не образуют критической массы ни по одному из важных направлений», — это констатация, по словам Ливанова. Но тут же он успокаивает: «Не надо посыпать голову пеплом».

Так, считает Дмитрий Ливанов, необходимо перейти к логике формирования крупных проектов, под которые уже могут перейти те маленькие рассеянные группы. МФТИ занимается такими проектами: «Это электродвижение, электротранспорт», — рассказал Ливанов. Более половины стоимости электромобиля — это аккумулятор, поэтому, к примеру, нужны отечественные накопители энергии, как литий ионные, так и постлитийионные. Материалы, конструкция и так далее — и только вокруг аккумуляторов вырастает ряд смежных исследований, например, накопители на водородных технологиях.

Другой аналогичный пример работы МФТИ «над созданием отрасли» — современные технологии связи до 6G — огромный развивающийся сегмент экономик всего постиндустриального мира. Россия же не производит и собственные вышки связи.

Третье направление — беспилотное движение во всех средах, включая управление большими группировками спутников, которое «можно делать только на основе большой алгоритмической школы, математического моделирования и ИИ».

Еще одна сфера работы Физтеха, где Россия «с советских времен имеет отставание в десятилетия», — клеточные и генетические технологии для создания современных лекарств и агротеха. «По сути, то, что мы, МФТИ, делаем, — это создаем в хорошем смысле отраслевые институты, которые будут определять научную политику в самых новых отраслях».

Корпорации говорят

Кирилл Охоткин, замдиректора по науке в «Информационные спутниковые системы имени Решетнева», говорил о компаниях космической отрасли: там кратно «возрастает объем продукции и нужен персонал». Эти вопросы компания решает во «взаимодействии с университетами». По его словам, ИСС создавали экосистему кадрового научного обеспечения, полную цепочку, куда входят 19 вузов и более 40 научных организаций. Но есть проблемы, отметил Охоткин: «К нам с утра до вечера приходят представители университетов показывать разработки. Как правило, их результаты вообще не нужны, и часто ненужные — это результаты работы по госзаданиям». Другая проблема — разрыв цепочки: «Разные организации ведут исследования с разными не синхронизированными инструментами поддержки». Третье, по словам Охоткина, — эти инструменты поддержки, ряд государственных постановлений, — «они кривые». «Они не отвечают нынешним большим вызовам, на которые надо быстро реагировать, и они не синхронизированы с другими инструментами и правилам по госкорпорациям: а у нас же свои правила и свои бюджетные политики», — отметил Охоткин. Многие «коллеги из других госкорпораций», по словам Охоткина, с университетами работать не умеют: их результаты приходится «доводить» до полезного действия.

Альберт Ефимов, вице-президент «Сбербанка», отметил: «Когда мы со всеми своими исследовательскими программами оказались в феврале там, где находимся, мы задали себе вопросы: что такого мы делаем сейчас, что делать немедленно не должны, и что мы не делаем, что должны начать делать немедленно». Так, по его словам, был пересмотрен каждый второй проект: «С болью отменяли проекты». Также Ефимов отметил, что «Сбер» ввел новые научные премии по фундаментальным исследованиям. От «Яндекса» выступила Мария Кошелева. Она представила облачные технологии и инфраструктурные проекты в них: «Мы помогаем ученым проводить аудит их инфраструктуры и делать так, чтобы их исследования работали». Сергей Марданов, директор по связям с университетами VK, также рассказал о совместных исследованиях корпорации с вузами: от разработки до геймдизайна. Он отмечает социальную функцию больших корпораций, госкорпораций для науки: «Стараемся помочь максимально бесплатно».