«У нас в стране больше инжиниринговых центров, чем задач для них»

Состав участников сессии «Целеполагание для науки. Роль и место R&D в современной экономике» выглядел разнообразно: ректоры трех вузов, представители Министерства науки и высшего образования, крупной технологической компании, фонда «Сколково» и — для сравнения с международным опытом — Израильского управления инноваций. Обсудить предлагалось инструменты, с помощью которых результаты научных исследований переходят в технологии и в экономический оборот, и препятствия на этом пути.

Выступление Неты Грубер из Израиля из общей дискуссии сильно выбивалось: слишком картина, о которой она рассказала, не совпадает с российскими реалиями. Обязанностью государства в этой картине считается финансирование самых футуристичных идей и проектов на ранних стадиях, в которые пока не инвестирует рынок; в случае успеха стартап обязан вернуть выплаченные ему гранты, но при провале государство делит с предпринимателями риски и не требует возмещать расходы. Российские участники дискуссии практику оценили, но в обсуждении сосредоточились на насущных проблемах.

Одну из причин разрыва между наукой и экономикой назвал заместитель министра науки и высшего образования Сергей Люлин: в стране нет отраслевой науки, потому что она не получала поддержку после распада СССР. В результате фундаментальная наука развита, а прикладная — нет. Внимание ей уделяется: например, один из показателей нацпроекта «Наука» — число заявок на получение патентов на изобретения. Доля инновационной продукции, созданной на основе российских патентов, растет — она увеличилась с 0,6% в 2018 году до 1,09% в 2019, — но остается очень невысокой, и сами ученые не замечают перелома во внедрении результатов своих разработок.

Люлин отметил еще несколько следствий сложившейся в отраслевой науке ситуации: даже у тех научных коллективов, кто мог бы внести вклад в задачи промышленности, нет, как правило, соответствующего оборудования; не хватает и кадров для новых отраслей, особенно тех, кто мог бы выступать «переводчиками» между наукой и индустрией в процессе трансфера технологий. Но главная проблема, по мнению чиновника, в плохо сформулированных задачах. «В Крыловском научном центре в Санкт-Петербурге я однажды услышал такой комментарий, что у нас в стране больше инжиниринговых центров, чем задач для них... Мой опыт подсказывает, что ключевая проблема здесь — разработка технических заданий. Ученые и представители бизнеса говорят на разных языках, а плохо подготовленное техзадание приводит к тому, что плохо реализуется и задача, которая в нем описана». Поможет найти общий язык для науки и компаний, считает Люлин, сеть центров трансфера технологий по всей России.

Выступление Сергея Люлина стало для остальных участников дискуссии поводом обсудить патентную активность и ее значимость. Директор департамента по науке, технологиям и образованию Фонда «Сколково» Александр Фертман, выступавший модератором сессии, спросил Люлина, есть ли смысл вообще считать число патентов: «Патентование раскрывает вашу деятельность, ваши знания и технологии, и если вы не планируете использовать технологию в реальной экономике, то его смысл теряется. Поэтому дешевые российские патенты университеты делают охотно, а дорогие зарубежные — нет. Количество лицензий, проданных университетами, чудовищно мало». Люлин в ответ сравнил подсчет патентов с наукометрическими показателями: нужно стремиться не только к тому, чтобы в России регистрировали больше изобретений, но и к тому, чтобы это были не патенты ради патентов. «Патентование имеет смысл, если вы готовы к внедрению этих результатов, а не просто заявляете "вот интересная штука"».

Резко оспорил эту позицию ректор Сколковского института науки и технологий Александр Кулешов. По его словам, в России патенты оформляются как раз ради патентов, потому что их практический смысл невелик. «Российский патент не защищает ни от чего, в России можно (я, конечно, преувеличиваю) запатентовать коробку спичек... Российский патент очень легко получить, поэтому абсолютизация патентов, которая у нас господствует, — это графоманство», — заявил Кулешов. Но дело не только в проблемах с российскими защитными документами: во всем мире патентное право меняется. Крупные компании скупают патенты на случай, что они пригодятся в судах с другими гигантами, но действительно востребованные технологии сохраняются в режиме коммерческой тайны. «Технология — это кулинарная книга, по сути дела, набор параметров... Если ты ее запатентуешь, завтра ее будут делать китайцы или корейцы. Наш реестр патентов — "сахарная косточка" для наших соседей», — предостерег Кулешов и добавил, что пока классические патентные службы отмирают, неплохо показывает себя идея Всемирной организации интеллектуальной собственности о базе изобретений WIPO PROOF, аналоге сервиса препринтов для научных публикаций. Подав туда заявку, можно зафиксировать свое первенство, в то же время не раскрыв «рецепт» технологии посторонним.

За ответом на вопрос, что же нужно промышленности от науки — патенты, фундаментальные или прикладные исследования или все-таки лицензии, Фертман обратился к руководителю исследований и разработок в СИБУРе Сергею Тутову. Тот подчеркнул, что потребности бизнеса и возможности научных организаций отстоят друг от друга очень далеко: «Идеальная картинка для корпораций — лицензия с понятной технологией и понятным продуктовым портфелем... Это то, что быстро переходит в инвестпроект, реализуется в виде стройки и начинает зарабатывать деньги. Но это скорее не про науку, а про готовые проекты». В реальности научные коллективы ведут разработки на стадиях, когда до лицензирования еще очень далеко. И еще пять-семь лет назад, по словам Тутова, у науки и бизнеса не было общего языка для обсуждения технологий. Ученые с гордостью говорили, как много у них интересных разработок, а компании смотрели и не понимали, как эти решения можно применить на практике, могут ли они быть востребованы на рынке. С тех пор СИБУР, как и другие российские корпорации, накопил опыт сотрудничества с учеными, и стало понятней, как формировать заказ на исследования, какие роли играют наука и бизнес на разных уровнях технологической готовности (TRL) проектов. Но разрыв сохраняется. Инструменты поддержки, как правило, совсем не захватывают середину цепочки TRL. Более того, многие государственные программы поддержки, по которым предполагается софинансирование от индустриального партнера, вообще не привязаны к TRL и фактически ориентированы на фундаментальные исследования. А для корпораций неопределенность на этой стадии еще слишком высока, у них не может быть уверенности, что итоговое решение получится внедрить. Потому требования государственных программ для них звучат абсурдно, пожаловался Тутов, в них говорится буквально следующее: «Прогарантируйте нам, что, ввязавшись в фундаментальное исследование, вы его коммерциализируете в течение пяти лет, а еще каждый год предоставляйте, пожалуйста, стопку отчетности».

Конечно, существующие сложности не сводятся к ошибочным подходам к поддержке инноваций. Трудности взаимодействия науки с бизнесом связаны и с объективными переменами. Об этом рассказал врио ректора Томского политехнического университета Андрей Яковлев. По его словам, рынки в последнее время стали куда менее стабильными, и мировая статистика показывает: в среднем компании существуют не по 70, а по 15 лет. И даже если речь не о стартапах, а о долгоживущих корпорациях, они вынуждены постоянно трансформироваться и менять продуктовую линейку. Что это значит для сотрудничества с научными коллективами? Времени на разработку совместных проектов остается все меньше. Схема сотрудничества «заказчик — подрядчик», в которой университет или научный институт выполняет работу по отдельному хоздоговору с компанией, а заказу предшествует длительная научная проработка темы внутри научной организации, уже не работает. На смену ей, считает Яковлев, должны прийти отношения типа «партнер — партнер», в которых хоздоговорная деятельность университета будет совмещена с исследовательской. На практике сотрудничество может принимать разные формы: совместные поисковые исследования, создание гибридных стартапов, открытие в вузах отдельных научно-технических центров компаний, франшиза образовательных программ и совместных исследований. Например, в Севастопольском государственном университете, как рассказал его ректор Владимир Нечаев, удалось наладить сотрудничество с Объединенной судостроительной корпорацией через постройку студентами малых научно-исследовательских беспилотных судов за время обучения в магистратуре.

Новые модели на основе опыта разных университетов, подытожил Андрей Яковлев, уже обсуждались инициативной группой ректоров и директоров институтов РАН. Ее деятельность надо продолжить: детально проработать изменения в организационных моделях сотрудничества и в законодательстве. Эту работу ректоры предлагают организовать совместными усилиями Минобрнауки и Фонда «Сколково».

Понравился материал? Добавьте Indicator.Ru в «Мои источники» Яндекс.Новостей и читайте нас чаще.

Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.