История науки: не сказкой единой
Библиотекарь и сказочник, секретарь дипломатов и отвратительный лектор. Он работал на Наполеона Бонапарта и его брата, но мечтал об объединении Германии, придумал один из важнейших законов лингвистики. Все это Якоб Гримм, которому посвящен сегодняшний выпуск ежедневной рубрики «История науки».
4 января 1785 года в семье преуспевающего адвоката Филиппа Гримма родился сын, ставший одним из самых известных во всем мире братьев. Отец умер, когда Якоб был еще ребенком, а мать не принимала большого участия в воспитании мальчика и его младшего брата Вильгельма.
Заботы о детях и их образовании взяла на себя их тетя — супруга ландграфа и придворная дама. Вместе с младшим братом Якоб пошел в публичную школу в Касселе, а в 1802 году он отправился в Марбург изучать право, чтобы пойти по стопам отца.
У Якоба тогда была сильная жажда знаний, но он еще не мог определить, кем же хочет быть. В университете его судьбу изменила встреча с Фридрихом фон Савиньи, известнейшим специалистом по римскому праву. Лекции Савиньи пробудили в студенте любовь к историческим изысканиям и лингвистике, а в обширной библиотеке ученого Якоб впервые нашел сборник поэзии миннезингеров в издании Бодмера и другие средневековые тексты, которые увлекли его настолько, что ему захотелось проникнуть во все загадки их языка. Через несколько лет по приглашению ученого молодой Гримм переехал в Париж, чтобы присоединиться к его литературным изысканиям. Меньше чем через год он вернулся домой и поступил на службу в Военное министерство за плату в 100 талеров, которая, однако, позволяла ему беспрепятственно заниматься научной деятельностью. Самым большим огорчением для Якоба была необходимость сменить модный парижский сюртук на мундир и прическу с косичкой.
В 1808 году, вскоре после смерти матери, он стал библиотекарем частной библиотеки герцога вестфальского Жерома Бонапарта, брата Наполеона I. Его зарплата в короткий срок возросла до невиданных размеров, а обязанности были почти номинальными. Казалось бы, о чем еще можно мечтать ученому? Однако это назначение оказалось только видимостью спокойной жизни и втянуло его в события Наполеоновских войн. Якобу пришлось побывать секретарем посольства, сопровождая Гессенского министра, а затем даже поучаствовать в Венском конгрессе. Затем Якоба сделали вторым библиотекарем после Вокеля.
После того как ведение библиотекой передали архивисту Роммелю, хотя на очереди на первом и втором местах стояли братья Гримм, им обоим предложили места заведующих библиотекой в Касселе, куда они и перевелись, продолжив заниматься лингвистикой и фольклористикой. Будучи сторонниками школы гейдельбергского романтизма, развивавшегося вокруг одноименного университета, братья глубоко интересовались народным творчеством и, апеллируя к национальному самосознанию немцев в противовес насаждению всюду наполеоновских порядков, издали сборник «Детские и семейные сказки».
Ближе к концу своей жизни Якоб начал заниматься преподаванием и вскоре пожалел, что начал читать лекции так поздно. Он так и не стал хорошим лектором: маленький и всегда оживленный, с резким голосом и произношением, выдававшим гессенца, старший брат Гримм почти не пользовался записями, полагаясь на свою изумительную память и импровизируя, и никогда не снисходил до уровня своих слушателей, которые не могли угнаться за ходом мыслей профессора.
Также вместе с братом они начали обширный труд — подготовку «Немецкого словаря», который удалось завершить лишь их потомкам 120 лет спустя и издать в 1960 году. Братья же успели сделать только 5 первых букв (A, B, C и E были составлены старшим, D — младшим), а после смерти Вильгельма Якоб продолжил работу до самой своей кончины и остановился на слове «Frucht». Эта масштабная работа была сродни «Энциклопедии» французских просветителей или словарю, который у нас составляла княгиня Дашкова.
Очень значительным, но мало кому в наше время известным вкладом в лингвистику, сделанным Якобом, стал закон, названный в его честь и касающийся эволюции фонетики, когда в прагерманском языке изменились смычные индоевропейские согласные. В ходе этих изменений произошла спирантизация глухих согласных (превращение их в придыхательные), оглушение звонких и спирантизация звонких придыхательных. Так, в праиндоевропейских корнях звук [p] эволюционировал в прагерманский [f]. *trit(y)ós в значении «третий», превратившееся в языках без сдвига в греческое τρίτος (tritos), латинское tertius, уэльсское trydydd, санскритское treta, литовское trečias, албанское tretë и, наконец, наше русское «третий», в прагерманских языках трансформировалось в *þridjô, что стало английским third, готским þridja или датским или шведским tredje из-за превращения t в þ [θ].
Этот закон, описывающий фонетические изменения, стал одним из немногих подтвержденных открытий в филологии. Все «согласные-передвижники» подчинялись сформулированному Якобом правилу. Только вот внятной причины этого явления в истории языка ученый найти не смог — все его гипотезы в этой области опирались на идею о свободолюбивом германском характере. Наука до сих пор не установила доподлинно, что же на самом деле вызвало такой марш несогласных с праиндоевропейской фонетикой согласных в сторону их прагерманских потомков.