Опубликовано 07 августа 2019, 18:08

Научная коммуникация через шесть тысяч лет после Большого взрыва

Какой ее видят в Европе
Научная коммуникация через шесть тысяч лет после Большого взрыва

© Catherine Whitaker/Max Pixel/Pixnio/Indicator.Ru

Чем ученые похожи на певцов, кто главнее на школьном дне науки – гость-ученый или местный учитель, как рассказывать о науке в необычных местах, стоит ли астрофизикам давать СМИ комментарии о пришельцах, есть ли смысл вести дискуссии с верящими в плоскую Землю, и стоит ли, по мнению европейцев, «писать в личку» – в материале Indicator.Ru.

На прошлой неделе наш корреспондент побывал на Европейской школе научной коммуникации во Франкфурте-на-Майне, организованной при поддержке Германской службы академических обменов (DAAD). Участники — молодые научные коммуникаторы со всего мира — слушали лекции, участвовали в мастер-классах и запускали собственные проекты: научно-популярные подкасты, настольные игры, каналы на Youtube и Instagram. Рассказываем о европейской точке зрения на научную коммуникацию.

«Проверьте, чтобы все было не как в школе»

В первый же день организатор школы Саша Вогель из Франкфуртского института перспективных исследований поделился своим опытом организации дней науки и фестивалей для школьников.

Благими намерениями учителей выстлана дорога в популяризаторский ад, уверен он. Проблемы с организацией подобных мероприятие встречаются на каждом шагу: так, однажды девочку с парализованными ногами посадили поближе, чтобы показать ей эксперимент с жидким азотом, и она случайно пролила его, не почувствовала боли и повредила кожу. В другом случае техника безопасности нарушается из-за того, что учитель «лучше знает», что делать в его классе: порой на представление сгоняют несколько параллелей, и если они приходят одновременно, стоит гвалт и царит неразбериха, а если последовательно, к концу дня после такого безумного конвейера у ведущих не хватает сил уже ни на что.

«Если вы приходите (особенно бесплатно) – вы человек, который решает, что и как делать. Не давайте учителю взять все в свои руки, проверьте, чтобы все было не как в школе», – посоветовал он. С одной стороны, в ряде случаев это правда так – иначе откуда берутся люди, отвечающие в опросах, что Солнце вращается вокруг Земли? Кроме того, кому, как не ученому, лучше знать технику безопасности в экспериментах из его сферы? Но без внимания осталась другая сторона вопроса: хороший специалист легко может оказаться плохим рассказчиком и лектором, да и умелому популяризатору может быть сложно найти общий язык с детьми. При этом учитель – это человек, который работает с ними много лет и (вполне возможно) наладил с ними хорошие отношения или хотя бы знает, как их утихомирить без ущерба для своей психики.

Вогель призывал ни от чего не отказываться. Книжная ярмарка? Отличное место для лекций. Мероприятие для беженцев? Давайте проведем там научные эксперименты. Никогда не делали этот опыт, а публика интересуется? Импровизируйте. Чтобы казаться ближе к публике, можно обращаться к личному опыту и смешным историям, а привлечь внимание далеких от науки людей помогут ответы на вопросы, действительно волнующие их, а не те, на которые вам понравилось бы отвечать.

Другие другие коммуникаторы-преподаватели вторили ему в этом: офлайн-имитация Angry Birds прекрасно научит осознавать физической смысл игры – значение свойств объекта для его баллистических характеристик. Поиграть с детьми, попросив их изобразить планеты Солнечной системы или звезды на диаграмме Герцшпрунга-Рассела – тоже прекрасная идея. Главный совет для научного коммуникатора, звучавший практически во всех лекциях можно сформулировать так: всегда говорите «да» и почаще выходите из зоны комфорта (хочется добавить: «навстречу неприятностям»).

«Ученые – как певцы. У каждого есть свой хит»

Пока люди, словно в Средние века, прячутся от комет и затмений, а каждый уважающий себя креационист будет говорить вам в лицо, что «эволюция – это только теория», ученым разных направлений важно рассказывать основы научного метода: указывать на различии в уровнях аргументации и доказательств, пояснять, что теория – не гипотеза (частное предположение), а подкрепленный фактами и экспериментами концепт, который непротиворечиво объясняет закономерности в определенной сфере. Так считает астрофизик из Нови-Садского университета, а также научный коммуникатор Тиана Проданович.

Ученые же, по ее словам, часто стремятся отгородиться от любой опасности, открещиваясь даже от близких областей («это не мое сфера, я изучаю атмосферные потоки и не буду отвечать на вопросы про гром»). Такая щепетильность похвальна, если вы рекомендуете себе подходящую замену – коллегу, который специализируется именно на этом вопросе. Однако в реальности «упавший» из рук ученого микрофон может подхватить кто угодно – и вам придется жить в мире, который ему поверит. Поэтому Тиана старается не отказываться от самых разных тем и даже отвечает на вопросы про пришельцев, чтобы привлечь внимание людей к настоящей науке. Кстати, в новостях о современном состоянии исследований она считает нужным объяснять, в конфликте ли новая информация с уже известной, а также предотвращать страх и панику.

В европейском понимании научные коммуникаторы играют роль «пиарщиков от науки», и если кто-то на эту роль подвизался, отвечать придется чуть ли не за все области. К примеру, хорватский физик Саша Кеси, научный коммуникатор в Институте Руджера Бошковича, рассказал, как боролся в своем блоге с заблуждениями и мифами из мира психологии, попутно комментируя работу автомобильных двигателей (хотя сам признался, что починить сломанную машину ему удалось бы не лучше, чем героям ситкома «Теория большого взрыва»).

По его мнению, коммуникаторам стоит прислушаться к людским нуждам, чтобы понять, на какую информацию есть спрос. «Ученые – как певцы. У каждого есть свой хит, который они поют каждый концерт, но можно ведь спеть и целый альбом. Однако перед аудиторией новичков лучше и правда выбрать пришельцев, чем рассказывать про литий, нуклеосинтез и прочее», – уверен Кеси. «Чужую» науку, по его словам, и в мир транслировать проще. Если задуматься, это действительно так: мозг не перегружен миллиардом усложняющих картину деталей, знанием о хлипкости допущений и методологических ограничениях.

В одном из проектов на школе научных коммуникаторов во Франкфурте команда, состоящая почти целиком из физиков, сняла ролик про бесполезность ударной дозы витамина С при простуде, в сюжете которого все тоже максимально просто и доступно. Авторы (среди которых оказался даже физик, работающий над экспериментом ATLAS в CERN) сравнили организм человека с губкой для мытья посуды — раз витамин водорастворимый, то он просто вытечет наружу. Участники с биологическим и медицинским бэкграундом помогли дополнить этот ролик списком научных статей для дальнейшего чтения. Стремление все упрощать находит у слушателей поддержку – наперекор призывам некоторых представителей научного сообщества боготворить возведенную в абсолют терминологическую сложность и точность. Спрос на четкие и однозначные ответы всегда высок. Правильный подход находится где-то между, но какой демиург должен решать, где проводить эту грань?

С одной стороны, начинающих коммуникаторов предостерегли, что нужно знать о пределах своих возможностей и не выступать экспертом по теме, где не разбираешься, с другой – призвали брать шире и рассказывать о самых «горячих» вопросах самым «сложным» аудиториям. Но что если вы ступите на «надел» ученого или другого коммуникатора, у которого в этой теме PhD, и получите дозу негатива в свой адрес? Как не оказаться экспертом-самозванцем самому, споря с представителями лженаучного течения? Стоит ли, к примеру, физику выступать за ГМО как эксперту? И главное – с какого уровня можно сказать, что лучше никакой научной популяризации, чем такая? Этот несколько экзистенциальный вопрос разрывает российское научное сообщество на враждебные лагеря.

Как скормить науку плоскоземельцу

Причина нелюбви к научным коммуникаторам у «чистых» ученых может быть в том, что те призывают серьезно воспринимать даже самые безумные и неадекватные вопросы публики. С точки зрения некоторых исследователей, люди науки – это носители некоей абсолютной истины, ценного и священного знания, и если напрямую дать его людям, то мир сразу станет лучше, а невежд, которые к ней невосприимчивы, надо гнать от принятия решений и руководящих постов поганой метлой. Но в обществе это не работает. Не говоря уже о том, что абсолютную истину во многих науках еще придется поискать: даже детский вопрос о том, почему море голубое, состоит из многих компонентов (рэлеевское рассеяние, возможно, эффект Тиндаля, а также то, что в нем отражается небо).

Однако такому подходу коммуникаторы дали логичное и простое объяснение: не стоит надеяться переубедить иного истого сторонника теории «плоской Земли». Единственное, что вы можете сделать в таких случаях – предложить людям провести собственные эксперименты, но такие, чтобы даже непрофессионал с неточными расчетами и оборудованием, собранным в гараже, мог получить удовлетворительный результат. При этом ради стороннего наблюдателя нужно сохранять самообладание и отвечать, словно перед вами самый серьезный и обыденный научный вопрос.

В системе координат, где коммуникатор – «пиарщик/рекламщик от науки», вы можете быть хоть тысячу раз правы, но какой в этом толк, если публика будет считать вас заносчивым и мерзким человеком (а то и неуверенным в своей позиции или даже сторонником пресловутых «заговоров», прибегающим к агрессии для защиты своих интересов). Обзывать всех идиотами направо и налево, конечно, иногда хочется, но идиотом быть весьма обидно, и это явно не сыграет на руку продвижению «бренда» науки, который вы хотите заставить всех полюбить. По мнению лекторов, научный коммуникатор в этом смысле похож на бывалого продавца в магазине, который будет ходить за покупателем осторожно, но не давить, боясь спугнуть, и будет улыбаться во все 32 зуба, даже когда вошедший явно не вызывает у него восторга.

Целостность этой картине добавляет и идея о движении навстречу «спросу», по которой нужно рассказывать в первую очередь о том, о чем люди сами жаждут узнать. Поскольку насильно мил не будешь, науку следует продвигать порционно, а не пичкать ею реципиента (вспомните, не вызывало ли это у вас отвращения к некоторым школьным предметам). «Но если вы дадите ту информацию, которую человек хотел узнать, и если вы будете хороши в этом и проявите уважение, люди сами придут за добавкой», – считает Саша Кеси. Что хорошо в этом подходе – так это уважение к потребителю и возможность выбора, которые он обязательно оценит.

Писать ли «в личку»

Но эта позиция – лишь одна сторона вопроса. Что будет с имиджем науки, если не в меру оптимистичный коммуникатор начинает допускать оплошности и неточности – и не в шутку, а по незнанию? В России спор под названием «писать ли в личку» вышел на уровень мема, о котором, сардонически посмеиваясь, вспоминают в каждом обсуждении ошибок и неточностей в публичных выступлениях. Если активные популяризаторы вроде Александра Панчина уверены, что правильно обращаться к лектору в личном разговоре, не унижая его перед глазами всех слушателей или подписчиков, то скептики и критики, такие как Сергей Белков, считают, что весь мир должен знать правду.

Европейские научные коммуникаторы оказались на стороне вежливости и посоветовали обращаться к лектору индивидуально, не разрушая его репутацию перед аудиторией. Но как же быть, если слушатели запомнят неправильные и устаревшие факты? «Они забудут все, не переживайте. Останется только только ощущение, что наука это круто», – уверен Кеси, который считает, что публичные споры и унижение выступающего могут только подорвать доверие слушателей к науке и заставить новичка-коммуникатора разочароваться к себе.

«Нельзя рассказать то же самое в детском саду и на научной конференции. Ученые часто отказываются давать комментарии, боясь быть неточными, в итоге на публику выступает кто попало. Но у слушателей совсем другой уровень. Я как-то рассказывала про Большой взрыв, а меня спросили: "Разве миру не шесть тысяч лет?"», – отметила Проданович. Ну а если на лекции были не неточные детали, а грубые ошибки, лучше поговорить об этом с организаторами.

Где та грань, что отделяет сносную популяризацию от неприемлемой, – судить, пожалуй, не нам, да и европейские коллеги тоже не могут дать ответ, который устроил бы всех и каждого. Как оказалось, отечественное просветительское движение страдает от тех же неразрешенных проблем, что и зарубежная. С тем лишь отличием, что европейцы не скрывают того, что перешли на «рекламный» подход. Главное не забывать, что цель такой трансформации – не столько развлечь публику, сколько понять ее запросы и соответствовать ее уровню, чтобы продвигать «бренд науки», а не «бренд самих себя».

Понравился материал? Добавьте Indicator.Ru в «Мои источники» Яндекс.Новостей и читайте нас чаще.

Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.