Питеры Пэны человеческой расы

Физики — не простые люди. Они смотрят на мир детским взглядом, постоянно спрашивая его «Почему?». Этим людям посвящена книга Вольфганга Реслера «Физика, рассказанная на ночь» издательства «Питер». Отрывок из книги публикует Indicator.Ru.

Пятого февраля 1902 года Эйнштейн в газете «Бернский Вестник» в разделе «Разное» разместил объявление, в котором он приглашал на частные уроки по математике и физике. Он предлагал один бесплатный пробный урок. На это объявление откликнулся студент Морис Соловине родом из Румынии, который в Бернском университете посещал главным образом лекции по философии. Эйнштейн тотчас рассказал ему, что и он первоначально имел большую тягу к философии, но «царившие в ней неясность и произвол» стали причиной того, что он занимается только физикой. Уже во время первой встречи они мало говорили про математику и физику, а «почти два часа вели беседу по другим всевозможным вопросам». Когда Соловине снова пришел на занятия уже на следующий день и разговор был таким же интересным, как и накануне, Эйнштейн решил продолжать занятия следующим образом: «Приходите ко мне, когда пожелаете. Мне доставляет радость беседовать с вами». Это было началом дружбы длиною в жизнь.

Когда через несколько недель к ним присоединился математик Конрад Габихт, образовалась троица, которая наряду с трудами Авенариуса, Ампера, Маха, Гельмгольца и Пуанкаре совместно читала и обсуждала в том числе «Логику» Милля, «Этику» Спинозы и трактаты Дэвида. В шутку они называли свои встречи «Академия Олимпии» — академия, в которую, кроме них, никто и никогда не входил. Позже Эйнштейн, как он сам говорил, вспоминал о ней «с некоторой долей грусти». «Все же это было прекрасное время, — писал Эйнштейн в одном письме, — тогда, в Берне, когда мы заправляли нашей веселой академией, которая была куда более серьезной, чем те почтенные академии, с которыми мне позже довелось познакомиться поближе».

Романы и поэтическую лирику Эйнштейн читал не часто. Гораздо больше по душе ему была политическая и философская литература. Однако ему нравился Генрих Гейне за его тонкую иронию, он восхищался «Братьями Карамазовыми» Достоевского, а книга «Дон Кихот» Сервантеса была его самой любимой.

В романе «Будденброки» Томас Манн рассказывает историю одной семьи из Любека, описывая жизнь ее нескольких поколений. Большую часть книги он посвящает Томасу Будденброку, его жизни, а в конце и смерти. Страдая от отсутствия аппетита и бессонницы, слабости, головокружения и озноба, он чувствовал приближение смерти. Он знал — умрет он, а вместе с ним и все дело его жизни. Томас Будденброк был разочарован, наблюдая за своей семьей как бы со стороны; его дни омрачало беспокойство за будущее своего сына и своего дома. В этот период предчувствия смерти он случайно находит в своей библиотеке одну философскую книгу — эдакое довольно-таки объемное, плохо отпечатанное на тонкой и желтоватой бумаге и плохо сшитое произведение. Прочитав главу «О смерти и ее отношении к нерушимости нашего бытия как такового», слово за словом, Томас Будденброк был потрясен. Он не мог объяснить, что с ним произошло. Он знал только, что вокруг него вдруг рассеялась темнота. Он почувствовал успокоение и несколько часов проспал глубоким сном, таким глубоким, каким не спал еще никогда в своей жизни. «Я буду жить!» — шептал он в подушку, плакал и... в следующий миг уже не знал, отчего. Его мозг замер, его сознание потухло, и в нем вдруг не осталось ничего, кроме застывшей тьмы.

Артур Шопенгауэр был автором той книги, о которой рассказывал в романе Томас Манн. Прочтение книги «Будденброки» не доставило удовольствия Эйнштейну — он сравнил это с каторгой. Однако Шопенгауэра он ценил гораздо выше. Тезис философа о том, что хотя человек может делать то, что хочет, но другие люди не хотят того, что хочет он, Эйнштейн «претворил в жизнь» с молодых лет, и он был для него «всегда утешением и неисчерпаемым источником терпимости».

Один раввин из Нью-Йорка в телеграмме задал ему следующий вопрос: «Верите ли в Бога? Оплачиваемый ответ — 50 слов». Эйнштейн ответил, сославшись на еще одного философа: «Я верю в бога Спинозы, который проявляет себя в закономерной гармонии бытия, но вовсе не в Бога, который хлопочет о судьбах и делах людей».

Бор рассказывал, что однажды он предложил Эйнштейну выяснить, чью сторону сегодня занял бы Спиноза. Карл Фридрих фон Вайцзеккер полагал, что Спиноза определенно был бы на стороне Эйнштейна. Философами, которых Бор ценил особым образом, были Сократ, Уильям Джеймс и Серен Кьеркегор. Для фон Вайцзеккера Бор был самым глубоким философским мыслителем среди физиков своего времени.

Для Абрахама Пайса Бор был не только ведущим физиком, но также и одним из наиважнейших философов столетия. Однако они оба, Эйнштейн и Бор, дистанцировались от философии их времени.

Во время пасхальных праздников в 1933 году Нильс Бор и его сын Христиан, а также Вернер Гейзенберг, Карл Фридрих фон Вайцзеккер и Феликс Блох несколько дней провели катаясь на лыжах. Тогда фон Вайнзеккер впервые познакомился с «Философией повседневности» Бора. В загородном доме они распределили между собой работы. Гейзенберг чистил печь, другие рубили дрова или прибирали в доме. Бор отвечал за мытье посуды. Закончив работу, он, с гордостью окинув взором гору посуды, сказал: «Если какому-нибудь философу сказать, что грязной водой и грязным полотенцем можно начисто вымыть грязные стаканы, он бы в это не поверил».

Философствование было неотъемлемой чертой характера Бора с самой юности. Незадолго до своей смерти на вопрос, насколько важным для него был его по-юношески беззаботный способ философствования, он ответил такими словами: «Оно, в некоторой степени, и было моей жизнью».

Эйнштейн никогда не был равнодушен к философии, он всю свою жизнь интересовался ею, но никогда не изучал и не занимался систематически. Эйнштейн не был философом. Он был философствующим физиком — эдаким неутомимым мастером задавать вопросы.

«Важно не переставать задавать вопросы», — сказал как-то Эйнштейн, а затем добавил: «Любопытство имеет собственную причину для существования. Можно лишь благоговейно восхищаться тайнами вечности, существованием или удивительной структурой действительности. Достаточно попытаться каждый день хотя бы понемногу постигать эту тайну».

Исидор Айзек Раби как-то назвал физиков «Питерами Пэнами человеческой расы». Возможно, это действительно и есть те самые «детские» черты характера, которые были так характерны и для мышления Бора и Эйнштейна: удивление и любопытство, а также искреннее желание взрослого человека проникнуть в суть вещей и хоть немного постичь их тайну.

Для Эйнштейна удивительное, неожиданное поведение стрелки компаса стало первым чудом его детства. Вторым чудом была книга о евклидовой геометрии, которая стала его «Библией геометрии»: «Тут доказывались такие неочевидные утверждения, как, например, теорема о пересечении всех высот треугольника в одной точке, что, казалось, исключалось любое сомнение. Эта ясность и уверенность произвели на меня неописуемое впечатление». Эйнштейну тогда было двенадцать лет.

Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.