Из Принстона с любовью: чего не хватает молодым ученым за границей

Почему в российской и европейской астрофизике «нет движухи», а в американской есть, стоит ли искать в теоретических исследованиях прикладную пользу и почему не долларами едиными делается наука, рассказал в интервью Indicator.Ru аспирант астрофизического факультета Принстонского университета Айк Акопян.

— Чем вы занимаетесь? Где можно использовать результаты ваших исследований?

— В первую очередь я бы хотел оговориться, что я не совсем «состоявшийся» ученый, а только начинаю. Я бы не сказал, что у меня пока есть какие-то мегаважные научные результаты, так что стоит все это воспринимать как слова человека, который только учится и работает, чтобы стать ученым. Это не излишняя скромность, это так и есть.

Я занимаюсь астрофизикой высоких энергий. По сути, это физика плазмы в контексте астрофизических объектов. Словосочетание «высоких энергий» означает, что это в основном про релятивистскую (очень-очень быструю) плазму, то есть речь идет об экстремальных ситуациях, практически не достижимых в земных лабораториях. С астрофизической точки зрения речь в основном о компактных объектах, где эти экстремальные ситуации могут быть реализованы: нейтронных звездах, аккреционных дисках вблизи черных дыр и так далее.

Я не уверен, что эти исследования имеют какое-либо применение в земных условиях. Но сейчас такой тренд, что даже люди, которые делают физику плазмы, пытаются «применить» свое прикладное исследование в сравнительно абстрактном астрофизическом контексте, то есть движение идет в обратную сторону. Поэтому я никогда не задумывался, может ли мое исследование принести практическую пользу, это бесконечно неинтересный вопрос.

— Во время учебы или работы проходили зарубежные стажировки?

— Нет, если честно, я пару раз пытался, например, поехать на стажировку в DESY или Wolfram Summer School, но не проходил отбор либо не находил денег на перелет и проживание. (DESY, Deutsches Elektronen-Synchrotron, — самый большой в Германии исследовательский центр по физике частиц, расположенный в Гамбурге и Цойтене. Каждое лето DESY приглашает студентов-физиков или обучающихся по смежным специальностям поучаствовать в исследованиях лаборатории. Подробности можно узнать здесь. Wolfram Summer School — летняя школа компании Wolfram, которая проводится в Университете Бентли, Массачусетс, США, с 2003 года. Подробнее о ней здесь, — прим. Indicator.Ru).

— Где вы работали в России?

— Тут стоит отметить, что я не гражданин России, поэтому трудоустройство для меня было немного нетривиальным процессом. К примеру, на моей изначальной кафедре в Протвино (в Институте физики высоких энергий, ИФВЭ) меня просто физически не могли трудоустроить, что вполне понятно. Формально на поздних курсах я был сотрудником лаборатории в МФТИ, где получал примерно 0 рублей (денег у лабы почти не было, несмотря на очень сильных ученых в ее составе).

— Почему вы уехали за рубеж? Это ваш первый опыт или вы уже уезжали?

— Если на секунду отложить тот факт, что аспирантура (PhD) в США в бесконечное количество раз полезнее, чем в России, по крайней мере по моей специальности, то я могу назвать два ключевых фактора. Уехать за рубеж в моем случае было необходимостью, потому как Армения, гражданином которой я являюсь, отказывалась предоставлять мне отсрочку от армии в случае аспирантуры в России. Ну и в России (Москве) мне пришлось бы совмещать науку в аспирантуре с какой-нибудь другой работой, чтобы более-менее нормально жить (у меня, к сожалению, потребности довольно высокие). Это не самый веселый вариант, так как нормальное занятие наукой требует full-time.

Ну и вот, с одной стороны — необходимость, с другой — желание потратить следующие несколько лет максимально полезно.

— Как вы выбирали место за рубежом? Вы рассматривали конкретные институты, искали место в определенной стране или что-то другое?

— Это немного смешная история. Изначально я вообще не был уверен в своей квалификации, поэтому, так как каждая подача [документов] стоила денег, а с деньгами у меня тогда было не очень весело, я решил подавать только в одно место — в Коламбию (Колумбийский университет города Нью-Йорка, — прим. Indicator.Ru). Именно туда, поскольку я мог лично встретиться на конференции в Москве с одним из профессоров и рассказать ему о своей работе и о том, чем я занимаюсь. При подаче за рубеж на PhD это очень полезно. Впрочем, надо оговориться, что подавать в одно место — довольно безответственный подход, не надо так делать.

Я написал своему другу в Принстоне, который тогда уже несколько лет делал свой PhD, чтобы он помог мне с контактами в Коламбии. Он «допинал» меня до того, чтобы я подавал еще и в Принстон. Ну и, определив примерно, с кем и чем я хочу заниматься наукой, я подал. Меня взяли в оба места, и я выбрал, естественно, Принстон, который является одним из лучших мест в мире в моей области. На самом деле, конечно, лучшим. #GoTigers!

Вообще, в области астрофизики, особенно теоретической, наверное, стоит искать место именно в США. У меня еще была возможность уехать в Сорбонну, откуда у меня был «оффер», но даже там мне (шепотом) сказали, что с точки зрения карьеры лучше, конечно, Принстон.

— Что вы хотели получить от отъезда из страны? Оправдались ли ожидания?

— В первую очередь — возможность заниматься своей наукой full-time, не будучи вынужденным искать другую работу. Во-вторых, новые научные связи, в России в моей области все довольно ограничено, все и так друг друга знают, и особо большой «движухи» нет.

Оба ожидания, безусловно, оправдались.

— Насколько сложен переезд в другую страну? Насколько это финансово затратно?

— Я за свою жизнь очень много переезжал из страны в страну. Как со своей семьей, так и отдельно. Собственно, начало учебы в МФТИ для меня было именно этим. Поэтому с бытовой точки зрения я довольно быстро адаптируюсь. Тяжелее всего каждый раз надолго прощаться с родными и друзьями.

Первый год мне было тяжело, так как пришлось жить на расстоянии от своей девушки (теперь уже жены) и двух лучших котов на свете. Сейчас уже все отлично.

— Что стало неожиданностью при переезде?

— Быт и менталитет в США очень сильно отличаются от постсоветских и даже европейских стран. Экзотично все, начиная от бесконечных страховок, кредитной системы, налоговых деклараций, заканчивая академическими традициями и отношениями в университете. В целом, конечно, придется очень долго говорить об экзотичности. Но, пожалуй, больше всего для меня здесь оказалось неожиданным, как люди совмещают такую свободу поведения и мышления в одном с абсолютным табу в другом, особенно в университетской среде. Я думаю, понятно, о чем речь, поэтому не буду уточнять.

— У вас есть определенный опыт работы за рубежом. Что вы могли бы посоветовать вашим коллегам в плане организации, ведения, выполнения научной работы? Какие новые полученные знания вы могли бы применить на вашем предыдущем месте работы в России?

— Здесь темп науки очень сильно отличается от того темпа, что я наблюдал в России. Здесь очень жесткая конкуренция, гонка за временем, работа с огромными деньгами (в моем случае время расчета на суперкомпьютерах стоит недешево), из-за чего появляется некоторая дополнительная ответственность. Если у тебя код прожег 10% аллоцированного (выделенного, — прим. Indicator.Ru) времени на кластере из-за ошибки, то это, в общем-то, большие деньги, потраченные бесполезно.

Бесконечные конференции, доклады, люди ездят, рассказывают свои результаты, постоянно ищут потенциальные позиции везде, где только можно. В России, с другой стороны, все несколько более расслабленно, свободно и размыто. Все более-менее друг друга знают, нет таких больших и дорогих проектов, по крайней мере в моей области.

К примеру, меня поразила история одного из создателей SDSS (одного из самых важных, если не самого важного проекта телескопа-спектрографа в космологии), который всю жизнь занимался теорией. Потом, когда это понадобилось, начал собирать спектрографы, разбираться в инструментах и полностью сменил вектор своей деятельности. На некоторое время переучился и вместе с коллегами собрал SDSS.

Понимаете, тут дело не в деньгах. Как он сам говорил, ну, дали тебе 20 миллионов долларов в год. И что? Нужно найти фирмы, которые делают такие-то детали, нужно найти инженеров, найти нужные материалы, организовать это все, вести учет, платить с этого налоги. Это огромный труд, ведь это никто за тебя не сделает. Такая гибкость и способность за короткий промежуток переучиться в любом возрасте, сделать все необходимое, чтобы получить результат любой ценой, — это, на мой взгляд, отличительная черта астрофизики (про другую науку не знаю) в США.

— Что нужно изменить в организации научной деятельности на уровне организаций и государства?

— Я не думаю, что у меня есть компетентность что-то советовать в этой области, так как я много чего не знаю, уж тем более о России. Вообще, сравнивать науку в США и России очень неправильно, так как в США система финансирования науки достаточно сложная и многогранная: есть благотворительные фонды, частные и государственные, коммерческие и некоммерческие организации, частные университеты, государственные гранты, просто частные лица и так далее.

— Есть ли что-то, что вы хотели бы изменить в вашей работе за рубежом, что-то, что в России, с вашей точки зрения, лучше?

— На первый взгляд, нет. Но, опять же, во-первых, «лучше» — это дело вкуса. А во-вторых, возможно, есть какие-то вещи, которые мне в будущем не понравятся здесь. Пока я в любом случае не владею всей картиной, так как только начинаю карьеру.

Понравился материал? Добавьте Indicator.Ru в «Мои источники» Яндекс.Новостей и читайте нас чаще.

Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.