Астрономия

«Стойкость: Мой год в космосе»

Отрывок из книги астронавта Скота Келли

Скотт Келли

© Kirill Kudryavtsev/Getty Images

Американский астронавт Скотт Келли совершил четыре полета в космос, дважды был членом многодневной американской миссии на Международной космической станции и провел на орбите в общей сложности более 500 суток. О его необычайном опыте много писали в прессе, а теперь есть возможность узнать подробности от него самого. Издательство «Альпина нон-фикшн» опубликовало на русском языке его книгу «Стойкость: Мой год в космосе». Мы публикуем тот отрывок из нее, который описывает ситуацию на МКС, возникшую после аварии транспортного корабля «Прогресс» в апреле 2015 года

Американский астронавт Скотт Келли совершил четыре полета в космос, дважды был членом многодневной американской миссии на Международной космической станции и провел на орбите в общей сложности более 500 суток. О его необычайном опыте много писали в прессе, а теперь есть возможность узнать подробности от него самого. Издательство «Альпина нон-фикшн» опубликовало на русском языке его книгу «Стойкость: Мой год в космосе». Мы публикуем тот отрывок из нее, который описывает ситуацию на МКС, возникшую после аварии транспортного корабля «Прогресс» в апреле 2015 года.

Русские до сих пор ничего не говорят о причинах отказа «Прогресса». Мы не знаем, есть ли у них обоснованная гипотеза, которую нужно лишь подтвердить, или они понятия не имеют, что произошло. Терри, Антон и Саманта по-прежнему в неведении, когда состоится их отбытие. Каждый вечер Терри плывет в русский сегмент темным изогнутым коридором через PMA-1 (Pressurized Mating Adapter — герметизированный стыковочный адаптер) в ФГБ (функционально-грузовой блок) над тоннами груза, прикрепленного к полу. Оказавшись на просторе служебного модуля, Терри притормаживает, чтобы посмотреть в три обращенных к Земле иллюминатора в полу, из-за которых модуль кажется лодкой со стеклянным дном, и спрашивает Антона, всегда работающего за своим компьютером в наушниках, есть ли новости о возвращении «Союза». Антон пожимает плечами и отвечает: «Нет». Геннадий рассказывает нам, что Москва нашла возможного виновника аварии «Прогресса» и что у нашего «Союза» — того самого, на котором мы прилетели сюда и которым Геннадий с двумя спутниками будет возвращаться в сентябре, — может быть та же проблема. Мысль о том, что мы могли погибнуть, отрезвляет. Скверные новости! Поскольку Земле так и не удалось снова запустить «Сидру» из «Ноуда-3» после срабатывания пожарной сигнализации, сегодня мы с Терри ремонтируем ее вместе. Мероприятие напоминает переборку коробки передач — сложная, кропотливая, требующая внимания работа, — но в данном случае от результатов зависит наша жизнь. Другая «Сидра» ненадежна, и на нас давит груз ответственности: нужно убедиться в работоспособности этой.

Космический корабль «Прогресс»

© Wikimedia Commons

Демонтировать чертов агрегат с помощью Терри гораздо легче, чем в одиночку, но все равно, какой же это геморрой! Клапаны расположены в таких местах, что рукой до них не добраться, и приходится многократно пользоваться ключами четырех размеров, каждый из которых поворачивает болт только на 10–12 градусов. На то, чтобы только отвинтить один болт, уходит полчаса, и в процессе Терри так сильно повреждает кожу на тыльной стороне ладони, что приходится делать перевязку. В космосе кровь превращается в шарики, которые, если их не собрать, летают повсюду. Наконец нам удается извлечь «Сидру» из стойки и перенести в японский модуль — там просторнее. Перемещать такой массивный предмет нужно медленно и осторожно. После перерыва на ланч мы идем заканчивать работу. На следующий день, решив, что ремонт окончен, мы снова тащим «Сидру» в «Ноуд-3» и пытаемся вернуть на стойку. Она не влезает. Мы поворачиваем ее так и эдак, пробуем разные приемы, прилагаем больше или меньше силы, упираемся в нее плечами. К нам присоединяется Геннадий, чтобы надавить посильнее. Без толку! Мы с Терри осматриваем монстра и замечаем на днище какие-то шайбы, не имеющие, кажется, никакого иного предназначения, кроме как удерживать агрегат на месте, когда он правильно установлен. (Возможно, их поставили для защиты «Сидры» от вибрации при запуске). Мне кажется, что, если их снять, аппарат немного опустится и встанет как надо.

Я вызываю Землю и делюсь соображениями по поводу шайб, ожидая услышать типичный ответ NASA, что вопрос требует дальнейшего изучения и консультаций со специалистами — многодневного обмена электронными письмами и телефонными звонками и ряда собраний, — прежде чем они сочтут решение приемлемым. Склонность NASA к перестраховке и излишнему анализу — это одновременно хорошо и плохо. Мы предпочитаем делать все как всегда, пока привычный образ действий не убьет астронавтов или не уничтожит ценное оборудование. В то же время эта позиция часто мешает нам опробовать новые подходы, которые могли бы сберечь много времени и избавить от проблем. Сомневаюсь, что Центр управления полетами всегда учитывает, что наши время и силы — ресурсы, и порой они растрачиваются впустую.

Модуль «Транквилити» (ранее «Ноуд-3»)

© Wikimedia Commons

После краткого обсуждения Земля дает нам указание попытаться снять шайбы. Мы с Терри удивленно переглядываемся: то ли в Центре меняется культура управления, то ли операторы начинают больше доверять мнению астронавтов. Получив добро, я радостно срываю шайбы с помощью ломика. Терри приходится удерживать «Сидру», пока я орудую инструментом, поскольку в невесомости вес агрегата не оказывает противодействия силе, которую я к нему прикладываю. Теперь мы без проблем задвигаем «Сидру» в стойку, с удовлетворением слыша звук, с которым она скользит на место. Подождем до завтра и попробуем ее включить. Когда мы убираем инструменты, Терри восклицает с детским восторгом:

— Ух ты! Конфетка!

Маленький кусочек чего-то, по виду съедобного, проплывает мимо. Мы нередко упускаем фрагменты пищи, которые несколько дней спустя являются кому-нибудь в качестве неожиданного перекуса.

— Не забывай о мышах, — предупреждаю я. — Возможно, это не шоколад.

Он присматривается.

— Черт, использованный лейкопластырь.

Терри ловит его и отправляет в мусор. Вечером я пересказываю эту историю Саманте, и она сообщает, что сама на прошлой неделе съела нечто, казавшееся конфетой, и слишком поздно поняла, что ошиблась.

Ночью, когда я парю в спальном мешке с закрытыми глазами, у меня случается нечто вроде судороги, которые иногда бывают у людей, готовых заснуть, когда кажется, что падаешь и пытаешься удержаться. В космосе это выглядит более эффектно, потому что в отсутствие гравитации, прижимающей тело к кровати, оно сильно дергается, — а сегодня особенно, поскольку судорога происходит одновременно с яркой вспышкой космического излучения. Пытаясь снова заснуть, я думаю: вспышка вызвала мышечную реакцию или это совпадение.

На ежедневной планерке мы узнаем, что Терри, Саманта и Антон улетят 11 июня, на месяц с лишним позже запланированного, а новый экипаж прибудет 22 июля. Их «Союз» пристыкован к станции с ноября, а космический корабль может без ущерба для безопасности простаивать лишь какое-то определенное время. Неясно, в какой степени решение продиктовано этими временными ограничениями и в какой — убежденностью, что у «Союза» нет проблем, погубивших «Прогресс». Как бы там ни было, Российское космическое агентство оценило риски и решило, что скоро их отлет. Сразу после планерки я прохожу этапы подготовки «Сидры» к включению. Когда я сообщаю на Землю, что мы готовы, повисает драматическая пауза.

Антон Шкаплеров

© Wikimedia Commons

— Подключаем питание, — говорит главный оператор связи с экипажем. — Будьте готовы.

Мы готовы.

Не работает.

— Твою ж мать!.. — бросаю я, убедившись, что не активировал микрофон, поскольку мы общаемся по открытому каналу.

— Мы подумаем над этим и вернемся, — говорит «капком».

— Принято, — откликаюсь я в унынии.

Поскольку сегодня пятница, нам придется терпеть высокий уровень СО2 все выходные. Когда отказывает одна «Сидра», другой требуется какое-то время, чтобы войти в рабочий режим, а до понедельника операторы полетов даже не начнут искать причину отказа. Весь уик-энд я буду чувствовать себя дерьмово и даже хуже, поскольку не смогу отделаться от мысли о гребаной проблеме с углекислым газом и о том, как мало волнует наше самочувствие руководителей программы МКС. Я знал, что этот год станет проверкой скорее моей психологической, чем физической выносливости, и считаю, что готов, как никто. Я уже участвовал в долгосрочных полетах и понимаю, как важно распределять силы день за днем и неделя за неделей, что означает в том числе и выбирать причины для огорчения. Но эта ситуация невероятно меня угнетает. Я отправляюсь в свою каюту, чтобы побыть несколько минут в одиночестве и перебеситься.

Я просматриваю часть электронных писем, сознавая, что стучу по клавишам ноутбука чуть сильнее, чем нужно. В одном из писем Амико желает мне счастливой пятницы, и я решаю позвонить ей, прежде чем отправляться в русский сегмент на ужин. Она отвечает после второго звонка, судя по голосу, радуясь мне. Ее рабочий день в разгаре, но она предвкушает выходные. Я пытаюсь скрыть раздражение, но она видит меня насквозь.

— Что случилось? Ты огорчен, — замечает она и, прежде чем я успеваю открыть рот, спрашивает:

— Высокий уровень углекислого газа?

— Да.

Я рассказываю о наших злоключениях с «Сидрой» и о том, какие выходные нас ожидают, и добавляю, что впечатлен ее способностью определять повышение содержания СО2 по моему голосу.

— Дело не только в голосе, но и в поведении, — объясняет она. — Когда ты как будто немного «тормозишь», я понимаю, что концентрация углекислого газа высокая. Похоже, она единственный человек на Земле, кого это волнует. За пятничным ужином мы обсуждаем новую дату отлета Терри, Саманты и Антона. Я останусь один в американском сегменте МКС на шесть недель, пока не прибудет их замена. Это долгий срок, но одиночество меня не удручает. Мне нравится, когда рядом друзья, и я с огромным удовольствием работаю с Терри и Самантой, но побыть одному совсем неплохо. Кроме того, каждый отлет и прилет других людей становится очередной вехой моей экспедиции, отмечающей благополучно пройденный этап. За едой я замечаю:

— Выходит, я смогу летать по американскому сегменту нагишом.

— Летай хоть сейчас, если хочешь, — Саманта хладнокровно пожимает плечами, копаясь в пакете c равиоли.

Саманта Кристофоретти

© Wikimedia Commons

— Ребята, как считаете, приземление «Союза» точно состоится в июне? — спрашивает Антон у нас с Терри. Мы переглядываемся и смотрим на него.

— Антон, разве не ты командир «Союза»? — задает риторический вопрос Терри.

— Да, — Антон с улыбкой качает головой, признавая нелепость ситуации. Это мы должны обращаться к нему за информацией, а не наоборот.

— Я подумал, вдруг вы слышали что-нибудь такое, чего не знаю я.

Иногда мне кажется, что Российское космическое агентство намеренно держит космонавтов в неведении.

— Если услышим, обязательно скажем, — обещает Терри. Думаю, всем нам хотелось бы более эффективных коммуникаций.

Понравился материал? Добавьте Indicator.Ru в «Мои источники» Яндекс.Новостей и читайте нас чаще.

Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.