Атомные выводы: как развивать бизнес завершающей стадии ядерного топливного цикла

Директор программ по выводу из эксплуатации – человек, на плечах которого лежит ответственность за превращение объектов ядерного наследия в экологически безопасные территории. А вам всего 32 года...

Ставка на молодых перспективных специалистов – целенаправленная политика Топливной компании Росатома «ТВЭЛ». Это исторически не новая практика, и мой случай далеко не единичный. Данное решение руководством было обосновано, и с учетом его ценности для Госкорпорации «Росатом» одобрено. Я рассматриваю его как некий карт-бланш и стараюсь оправдать оказанное доверие. Для этого необходимо детальное понимание специфики каждого объекта и площадки, а также знание современных имеющихся и перспективных технологий. Стараюсь чаще ездить по разным предприятиям, атомным станциям, что требует большого количества времени и энергии, и тут мой возраст мне только на руку.

Тогда давайте поговорим о вас как о представителе нового поколения управленцев в атомной отрасли. У вас три высших образования – МИФИ, МГИМО, МГУ. И сейчас аспирантура. Это всё действительно было нужно?

Когда в 2015 году я заканчивал МИФИ, то совершенно не думал, что буду коллекционировать кучу «корочек». Было много предметов, которые учили, потому что надо. А я такой человек – не могу учить, потому что надо. Мне нужно понимать, зачем. И в ходе работы я осознал, что учиться нужно всю жизнь. Например, МИФИ дал мне хорошие знания в области ядерной физики и опыт работы с источниками ионизирующего излучения. Одно дело – рассчитывать сечения в тетрадке, и совсем другое – работать с радиоактивными материалами вживую. Когда ты измеряешь пропускную способность листа бумаги или алюминиевой фольги, в голове действительно начинает складываться понимание, что радиация бывает разной и как разные её виды работают.

На практику пошел в Научно-технический центр по ядерно-радиационной безопасности Ростехнадзора, который занимается вопросами регулирования, экспертизы и научно-исследовательскими и опытно-конструкторскими работами (НИОКР). Как эксперт участвовал более чем в 20 экспертизах Ростехнадзора и порядка 10 научно-исследовательских работах в отделе безопасности предприятий ядерного топливного цикла (ЯТЦ), где получил колоссальный опыт. Постепенно меня стала интересовать экономическая сторона завершающей стадии ЯТЦ, особенно международный опыт. Желание лучше разобраться в этом вопросе подтолкнуло меня к поступлению в Международный институт энергетической политики и дипломатии МГИМО. Практику проходил в компании «Техснабэкспорт» – это один из крупнейших мировых поставщиков урановой продукции. Затем коллеги пригласили меня в Топливную компанию «ТВЭЛ», где активно формировался мощный стратегический блок, в котором одним из ключевых направлений являлся вывод из эксплуатации ядерно и радиационно опасных объектов (ВЭ ЯРОО) и обращение с радиоактивными отходами (РАО).

В то же время в МГУ при поддержке ТВЭЛ была запущена профильная магистерская программа по управлению проектами в области вывода из эксплуатации, включая обращение с РАО. Во-первых, она международная и проходит на английском языке. Во-вторых, в ней много химии, особенно радиохимии. И, что очень важно, много внимания уделялось управлению проектами – рассматривались реальные сроки, риски, стоимость и юридические вопросы. Фактически, программа МГУ объединила в себе всё, что связано с выводом из эксплуатации – экономику, технику, науку, нормативную документацию. Она очень помогла мне в карьерном плане. Так что ни об одном из образований я не пожалел.

Сейчас в аспирантуре Томского политехнического университета занимаюсь изучением того, как меняются под действием ионизирующего излучения характеристики барьерных материалов, используемых для обеспечения безопасности пунктов захоронения РАО. Эту работу мы ведём на базе совместных лабораторий МГУ и ТПУ и при помощи исследовательского реактора, который стоит там же в Томском политехе.

Как вы справились с таким потоком данных?

Получать дополнительное образование непросто. Ты всю неделю работаешь, а здесь и в выходные не отдохнёшь. Дети, пандемия – всё это накладывается, и в какой-то момент ты просто отключаешь все эмоции и понимаешь, что должен довести дело до конца. Но в результате происходят колоссальные изменения. Нельзя сказать, что расширилась зона комфорта, но точно увеличилась зона ответственности. Когда мне предложили возглавить бизнес-направление по ВЭ ЯРОО, вхождение в новый круг обязанностей прошло намного легче.

Вы руководите отраслевым интегратором. Что это такое и зачем интеграторы нужны Росатому? В Росатоме система устроена по традиционному атомному циклу, по которому предприятия были сгруппированы в дивизионы. Горнорудный дивизион отвечает за добычу урана, топливный – за то, чтобы урановое сырье превратилось в ядерное топливо, электроэнергетический – за генерацию электроэнергии на АЭС. Кроме того, есть инжиниринговый, трейдинговый, научный и другие дивизионы.

Когда появилась задача развивать новые бизнесы (именно как бизнесы), то оказалось, что в каждом дивизионе есть организации, которые могут делать намного больше того, чем требуется в рамках их дивизиона. Атомная отрасль очень наукоемкая, и если ты знаешь химию, то можешь работать по многим направлениям. Таким образом, чтобы выстроить эффективные горизонтальные цепочки взаимодействия внутри отрасли, и был создан механизм интеграторов.

Интеграторы обладают различными полномочиями в зависимости от того проекта, который они реализуют. Есть чисто технологические интеграторы, собирающие воедино исследования и разработки по определенной тематике для развития продуктового предложения. Или коммерческие, которые продают весь комплекс товаров и услуг от разных дивизионов. Наш интегратор – комплексный. Мы отвечаем и за технологии, и за НИОКР, и за продажи на мировом рынке.

Интегратор по выводу из эксплуатации в Росатоме решает две глобальные задачи. Первая – это развитие технологий, общая научно-техническая программа для разработки современных и эффективных решений. Вторая задача – централизованная работа с нашими зарубежными партнерами. Ведь вывод из эксплуатации нужен не только для тех объектов, которые остановлены сейчас, но и для объектов, которые только сооружаются. Что касается технологий, я считаю, что по многим из них мы является лидерами. Поэтому и инвестируем в технологии, чтобы наиболее безопасно и экономически эффективно выполнять нашу работу.

На выводе из эксплуатации можно заработать?

Раньше вывод из эксплуатации Росатомом действительно не рассматривался как бизнес. Это были внутренние обязательства, которые решались Дирекцией по государственной политике Госкорпорации «Росатом» и концерном «Росэнергоатом», в том числе в рамках федеральной целевой программы по ядерной и радиационной безопасности. Но когда мы начали эти обязательства исполнять, обнаружили, что умеем это делать очень неплохо. Причем, не только по российским, но и по зарубежным меркам. И получается взаимовыгодная история, потому что мы и деньги зарабатываем, и страны, где есть необходимость выводить из эксплуатации ядерные объекты, понимают, что сделано это будет максимально безопасно и эффективно. Раньше при строительстве объектов об их выводе из эксплуатации в деталях не думали. Но когда объекты вырабатывают свой срок службы, то становятся настоящей проблемой, если своевременно не готовиться. Если вывод оказывается слишком дорогим, то это сказывается на всём жизненном цикле объекта. И в долгосрочной перспективе влияет на экономику всей атомной энергетики. Наша задача сделать вывод из эксплуатации, во-первых, менее затратным, во-вторых, превратить его из проблемы в некий рутинный, хорошо отработанный и экономический эффективный процесс. Все это требует дополнительных научных изысканий, начиная от фундаментального изучения свойств разных материалов до разработки новых технологических решений.

С одной стороны, это наша внутренняя задача, с другой – бизнес, который помогает всей атомной энергетике мира. В том числе, на уровне строящихся объектов. Ведь если на стадии проектирования объекта заложить максимально эффективный и экономически выгодный способ вывода из эксплуатации, это снижает сроки и затраты на реализацию проекта по ВЭ ЯРОО.

Мало кто думает об объекте ядерного наследия как о радиационных отходах. Но ведь его же невозможно просто снести?

Формально, это и не отходы. Они появляются в процессе демонтажа объекта. Но вообще вывод из эксплуатации – это целая система. Процесс начинается задолго до того, как радиационно опасный объект выработал свой ресурс и остановил работу. Для действующих объектов разрабатывается концепция и программа работ, выделяется бюджет. Обычно за пять лет до вывода документы принимают финальный облик, а для новых объектов – достаточно детально описываются на стадии проектирования.

После останова объекта приводим его в ядерно безопасное состояние. Удаляем отработавшее ядерное топливо или ядерные материалы, проводим КИРО – комплексное инженерное и радиационное обследование. На базе КИРО потом разрабатывается проект по выводу из эксплуатации.

Наиболее современным подходом является 3D-сканирование с созданием ЦИИРМ – цифровой исполнительной инженерно-радиационной модели. Эта модель позволяет собрать максимальное количество данных, спрогнозировать объемы и определить характеристики РАО. Что, в свою очередь, позволяет разработать правильные технические решения и избежать перерасхода от недооценки или переоценки потоковых объемов. Для сравнения, мы делали модели одного объекта по проектной документации и по результатам 3D-сканирования. Разница колоссальная, потому что на бумаге одно, а в жизни совсем другое.

Дальше начинаются работы по дезактивации зданий и сооружений. За ними – демонтаж. Бывают случаи, когда в ходе работ выявляются неприятные сюрпризы и приходится работать в условиях неопределенности. У Госкорпорации «Росатом» накоплен большой опыт работы в таких условиях. Например, при выводе из эксплуатации старых хранилищ радиоактивных отходов. Информация о содержащихся в них отходах может быть неполной, и, пока не откроешь и не зайдешь туда, непонятно, что там находится. На самом деле, это мировая практика – в ходе извлечения РАО могут быть обнаружены отходы, которые не удается идентифицировать на стадии обследования. У нас есть все необходимое, чтобы справляться с любыми неопределенностями.

В России ещё в рамках первой Федеральной целевой программы по обеспечению ядерно-радиационной безопасности на 2008 год и на период до 2015 года (ФЦП ЯРБ-1) проводилось первичное обследование таких хранилищ, и все острые вопросы были сняли, поэтому сейчас идёт плановая работа.

Следующий этап – утилизация отходов и доведение площадки либо до «коричневой лужайки», либо до эталона – «зелёной лужайки», в зависимости от стратегии вывода. Поясню, что «коричневая лужайка» пригодна для последующего промышленного использования, а на «зеленой» могут возводиться объекты гражданской инфраструктуры вплоть до жилых домов и детских садов. Данная схема уже многократно отработана не только в России, но и за рубежом. Например, у нас есть комплексный контракт по выводу из эксплуатации четырех энергоблоков АЭС мощностью 600 МВт каждый в Швеции (АЭС «Барсебек» и АЭС «Оскарсхамн»). В 2021 году мы успешно вывели первый энергоблок АЭС «Барсебек», в 2022-м – второй. Сроки они ставили очень жесткие, за просрочку грозили штрафными санкциями, но мы уложились, несмотря на все несовпадения с техдокументацией объекта и прочие сложности.

Если говорить про объекты в странах СНГ, в финальной стадии находится проект по рекультивации на промышленной площадке «Табошар», бывшем уранодобывающем производстве, в городе Истиклол в Таджикистане. На данный момент рекультивирован отвал фабрики бедных урановых руд и одно хвостохранилище, в ближайшее время будет завершена рекультивация еще трех хвостохранилищ. Главный результат – радиационный фон в периметре рекультивированного отвала снизился в 10 раз и достиг значения 0,2 мкЗв/ч, что соответствует норме.
Обращение с РАО – это почти половина вывода из эксплуатации: как их переработать и кондиционировать, как снизить их объемы и передать на захоронение. И здесь мы очень заинтересованы в новых решениях. В 2022 году открылась новая лаборатория с МГУ и ТПУ по барьерным материалам, чтобы максимально оптимизировать вопросы их применения.

Где вы набираете команду? Ощущаете ли дефицит кадров?

Дефицит атомщиков ощущается во всем мире. Энергетика развивается, количество атомных станций растет, генерация увеличивается. Соответственно, специалистов на всем ЯТЦ нужно все больше и больше. С учетом того, что объемы работ по выводу из эксплуатации к 2030 году могут увеличиться почти в два раза, квалифицированные кадры тут еще более востребованы, причем с базовым фундаментальным образованием. Такой специалист стоит дороже, и подготовить его сложнее, но по ходу своей работы он предотвращает огромное количество проблем, тем самым экономя намного больше средств, чем потрачено на его подготовку.

Инциденты, которые возникают из-за неквалифицированности кадров, в мире известны. Но мы идём по пути – и магистратура МГУ в этом смысле очень хороший пример, – когда не дожидаемся подобных случаев, а просто не создаем условия для их возникновения. У нас есть сильные технические специалисты, есть опытные коммерсанты, но людей, подкованных с технической точки зрения и умеющих «упаковать» продукт, – единицы.

Их мы собираем по крупицам со всей отрасли и готовим, готовим, готовим. В МГУ прошли обучение более десяти наших специалистов. Программа, кстати, сразу получилась очень правильная, потому что мы понимали, что нам нужно, а химики МГУ знали, кто нам это может дать. Так что готовим новые группы обучающихся.

Как работаете со студентами?

Мы активно вовлекаем студентов нашу деятельность. Стараемся по максимуму брать их на практику, чтобы они сразу понимали, где в действительности применяются их знания, и почему данный предмет действительно надо учить. С учетом того, как быстро увеличивается количество объектов, которые надо выводить из эксплуатации, – сейчас по всему миру их более четырехсот – нам есть что предложить студентам: и в качестве мест для практики, и в качестве будущего места работы.