К 300-летию РАН. Первые десятилетия существования Академии. Часть первая

Мы пойдем другим путем!

Задумав (в том числе – и с подачи, и с консультациями великого философа и математика Годфрида Лейбница) распространение наук в России, Петр I подступил к реализации этого масштабного проекта системно. Он изучал, как обстоят дела с наукой в Европе – в Британии, Франции, Германии, Нидерландах, сравнивал – как бы мы сейчас сказали – научно-образовательную политику в разных странах, и пришел к выводу, что прямой перенос любой научной европейской системы на российкую почву не позволит ему добиться своих целей. А цели были чётко сформулированы. Даже в проекте Положения Академии наук и художеств Петр формулирует:

«1) Науки производить и совершить, однакожде тако, чтоб они тем наукам: 2) Младых людей (ежели которые из оных угодны будут) публично обучали, и чтоб они 3) Некоторых людей при себе обучили, которые б младых людей, первым рудиментам (основательствам) всех наук паки обучать могли».

То есть, Петр с самого начала хочет, чтобы в стране одновременно решались три задачи. Во-первых, нужно, чтобы сразу же появились ученые, которые бы занимались собственно научным процессом. Во-вторых, чтобы Академия готовила этим ученым смену – всех желающих молодых людей обучали. А в-третих, чтобы эти – уже российские люди – формировали, говоря современным языком, педагогический корпус в нашей стране.

При этом Петр, в том же положении, размышляет – что лучше будет для страны: академия или университет?

В первом же абзаце следует определение:

«Универзитет есть собрание ученых людей, которые наукам высоким, яко: феологии и юрис пруденции (прав искусству), медицины и филозофии, сиречь до какого состояния оныя ныне дошли, младых людей обучают. Академия же есть собрание ученых и искусных людей, которые не токмо сии науки в своем роде, в том градусе, в котором оныя ныне обретаются, знают, но и чрез новые инвенты (издания) оныя совершить и умножить тщатся, а о обучении протчих никакого попечения не имеют».

Очень четкое определение – и за ним следует понимание, что ни академия (в европейском понимании), ни университет – а Петр побывал и в первых, и во вторых – не смогут совершить то великое деяние, которое задумал император. Значит, нужно создавать некий гибрид: «И понеже сие учреждение такой академии, которая в Париже обретается, подобна есть (кроме сего различия и авантажа, что сия академия и то чинит, которое универзитету или коллегии чинить надлежит), того для, я наденусь, что сие здание удобнейше академиею названо быть имеет».

Бурная подготовка

К реализации своего плана Петр приступил задолго до формального указа. Уже в 1721 году в Европу отправился Иван Данилович (Иоганн Даниэль) Шумахер. Будущий директор Академии, соперник Ломоносова – но это в будущем. А в 1721 году у Шумахера инструкция – прощупать почву у ведущих ученых Европы на предмет потенциального переезда в Россию.

Более того, Петр понимает, что поначалу среди соотечественников мало кто захочет учиться. И уже через две недели после издания Указа «Об учреждении Академии», не только рассылается «экстракт» из проекта положения об Академии в иностранные журналы и российские диппредставительства, но и отправляется письмо Людовику Ланчинскому, российскому резиденту при венском дворе с просьбой подобрать для Академии молодых людей, владеющих чешским языком. Правда, из этой затеи ничего не вышло: Ланчинский ответил, что в Вене и математика в загоне, и славянские студенты уже почти не говорят на родном языке, да и в Пражском университете похожая картина.

Тем не менее, в 1724 году – единственном году существования Академии при жизни Петра – кипела очень напряженная работа. Выделялись деньги – на жалование ученым, дорожные расходы, аренду квартир – даже дрова и свечи нужно было предусмотреть. Велись интенсивные переговоры с Европой – приглашались ученые, заказывались приборы (например, Питеру Мушенбруку, будущему первооткрывателю лейденской банки, были заказаны «пневматический насос и другие физические инструменты»). Соглашались ехать не все – например, философ-энциклопедист Христиан Вольф так и не решился переехать в Петербург «из-за боязни русских священников» (впрочем, это не помешало ему принять у себя в обучение Ломоносова), однако многие – особенно молодые исследователи – соглашались. Правда, и найти толковых специалистов удавалось не везде. Например, выдающийся нидерландский врач и химик Герман Бургаве сообщил, что в их краях найти химиков, отвечающих требованиям Петра, трудно.

Тревожная неопределенность

Казалось бы, все идет по плану – несмотря на бюрократию, настороженность и вечные трудности с выбиванием денег – дело двигалось. Даже новое здание уже было запланировано (изначально зданием Академии стала Кунсткамера, но Петр Первый велел привести в порядок и отдать дом, отобранный в казну у опального барона Шафирова). Вся Европа следила за великим экспериментом. Учитель Петра в медицине, Фредерик Рюйш писал, что видит в Академии венец завоеваний ученика, многие европейские исследователи выказывали восхищение планами Петра.

Но меньше, чем через год после опубликования указа о создании Академии, случилось несчастье. Петр переохладился, спасая севший на мель бот с солдатами, в результате чего обострились старые болезни – и ровно в первую годовщину Академии император скончался. И в воздухе повис вопрос: а дальше что? Что думает об Академии его супруга, теперь уже императрица Екатерина I?

Как только весть о смерти Петра дошла до Европы, российский посол Александр Головкин запрашивает: все ли остается в силе? Но запрос его даже не успел дойти до Петербурга, личный врач Петра I, будущий первый президент Академии, Лаврентий Блюментрост, сразу же спросил об этом Екатерину. И та приказала: «удвоить усилия по ее (Академии) организации». Через месяц после смерти Петра императрица отправила Головкину и первому постоянному послу России за рубежом, князю Борису Куракину указ с требованием обнадёжить ученых с тем, чтобы они «по своим контрактам, без сумнения, следовали сюды», и что они будут находиться «у нас в особливом нашем призрении».

Что ж, слово императрицы сказано, и ученые начали прибывать в Петербург. Уже 13 ноября нового стиля швейцарский математик на российской академической службе Якоб Герман, докладывал о математическом доказательстве того, что Земля сплюснута у полюсов. Это было первое документально зафиксированное заседание Петербургской академии наук. Она начала свою работу – и впереди было почти три столетия славной жизни, которая продолжается и поныне. О начале собственно академической науки в России мы расскажем во второй части этой статьи.