«Мы жонглируем фактами, строим диаграммки, подменяя ими понимание реальности»
© Freepik/Alexey Brin/Max Pixel/Indicator.Ru
В онлайн-формате состоялся один из последних семинаров-конференций Проекта 5-100. Участники обсудили перспективы развития вузов в ближайшее десятилетие и то, насколько они учтены в Программе стратегического академического лидерства для университетов.
Консервативные сценарии для «поколения снежинок»
Первая дискуссия семинара планировалась как форсайт-сессия. Модератор обсуждения вице-губернатор Санкт-Петербурга Владимир Княгинин предложил участникам ответить на четыре заявленные в программе вопроса: по каким сценариям будет развиваться высшее образование в ближайшие годы; продолжится ли тренд на укрупнение вузов; с чем будут связаны самые значимые перемены и как на них повлияет COVID-19; останутся ли университеты в результате главными поставщиками кадров и знаний. Началось обсуждение, правда, не с требований технологического прогресса, а с рамок, заданных в государственных программах: обновленной версии национального проекта под рабочим названием «Наука и университеты» и Программы стратегического академического лидерства. Университеты, рассказала представлявшая Министерство науки и высшего образования директор департамента проектной деятельности Елена Колесникова, включены во все мероприятия национального проекта. Это интеграция вузов с научными организациями и индустрией в интересах развития регионов; исследовательское лидерство, определяемое в том числе количеством статей в высокорейтинговых научных журналах; развитие инфраструктуры; поддержка кадров науки, ориентированная в основном на молодых исследователей. Что касается ПСАЛ, Колесникова считает, что она создает возможности не только для узкой группы университетов.
Программа должна не только создать пул вузов-лидеров разного уровня. Эти вузы должны отдавать свои кейсы наружу и инициировать качественные изменения в системе. Это не только «мы вам дали деньги, развивайтесь». Должен быть процесс, который породит ключевые знаковые изменения в системе высшего образования.
Больше о направлении этих «ключевых и знаковых» изменений сказал Андрей Волков, директор Института общественных стратегий Московской школы управления «Сколково» и заместитель председателя Совета по повышению конкурентоспособности ведущих университетов РФ среди ведущих мировых научно-образовательных центров. Фантастических перемен он не ждет. Главными процессами в российском высшем образовании в ближайшие полтора десятилетия, с его точки зрения, станут окончательный отход от модели отраслевых университетов «дизайна 1930 года» и кооперация с научными институтами Академии наук. Однако перемены будут неспешными.
Основной вызов, который стоит перед университетским сообществом, — отсутствие самостоятельного стратегического мышления, способности себе и стейкхолдерам отвечать на вопросы, кого я хочу учить, чему учить, как это делать, какое будущее я им готовлю. Эти четыре вопроса существуют для университетов тысячи лет, но на них мы пока отвечаем всей страной неуверенно, спотыкаясь. Рука сама тянется к справочнику, к ФГОСу, а там не всегда написаны ответы.
Тем не менее вузы будут двигаться к моделям «университета 2.0» (исследовательской) и «университета 3.0» (инновационной): этот вектор выбран во всем мире и никакой альтернативы ему Волков не видит. Что касается новых игроков на образовательных рынках, дистанционные образовательные технологии Волков не считает угрозой традиционным университетам. Это все, отметил он, новомодные «заболевания», которыми российские вузы «переболеют», но большинство студентов по-прежнему будут выстраивать путь к профессиональной карьере через университеты.
Эксперт Проекта 5-100 и представитель Singularuty University Евгений Кузнецов также выразил уверенность, что вузы справятся со всеми вызовами — но только очень большие вузы, мегауниверситеты. Сегодня, по его словам, университетское образование перестало быть обязательным этапом для освоения некоторых профессий и наработки связей в них. Но даже программистам-самоучкам в течение жизни наверняка понадобится переподготовка, и ведущие вузы мира уже открываются взрослой аудитории. Например, готовят программы для корпоративных университетов. Чтобы двигаться в этом направлении, нужно проводить актуальные исследования, поддерживать современный уровень знаний в тех областях, где содержание образования меняется каждые два-три года, например по искусственному интеллекту или генетическому редактированию. Понадобятся и акселераторы для наукоемких стартапов, и бизнес-школы, и квалифицированная юридическая служба. Все это не может иметь маленький или отраслевой вуз, считает Кузнецов, потому больше шансов — у мегауниверситетов. И таких гигантов из сферы высшего образования дистанционка не вытеснит: «Она хорошо работает там, где есть достаточно быстроизучаемая профессия, — тогда она, как пожар по сухостою, занимает огромный ареал. Но огромное количество профессий все-таки требуют университетского формата: совместных исследований, разработок, дискуссий, работы преподавателей. В будущем MOOC будут играть роль подготовительной образовательной программы, которая позволяет отобрать глобальные таланты, или лайт-образования для тех, кто не может заплатить за полное». Университетам над онлайн-курсами работать сейчас тоже важно, но воспринимать их стоит скорее как маркетинговые «щупальца» для привлечения новых студентов в кампусы.
Об образовании в течение жизни говорил и директор эндаумент-фонда НИТУ «МИСиС», программный директор конференции EdCrunch Нурлан Киясов. По его словам, пришло время задуматься о концепции «вуза без выпускников», который подхватывает студента еще в школьные годы и на протяжении всего профессионального пути предлагает новые форматы и программы. Правда, с точки зрения Киясова, чтобы не готовить людей к несуществующим профессиям, университеты должны в том числе передавать студентам «новые грамотности»
Это технологическая грамотность — знание на базовом уровне хотя бы одного языка программирования; data-грамотность — умение анализировать и интерпретировать, чтобы не данные нами управляли, а хотя бы мы имели представление о них; общечеловеческая грамотность — креативное и критическое мышление, командное взаимодействие, так называемые soft skills.
На эффектах COVID-19 для науки и высшего образования сфокусировался вице-президент Elsevier Марат Фатхуллин: научных результатов в этом году будет, по прогнозам Ассоциации лидирующих университетов США, на треть меньше из-за закрытых месяцами лабораторий, а университеты по всему миру недополучат миллиарды долларов прибыли от привлечения иностранных студентов. Но потенциала для грандиозных перемен он тоже не видит: «Сильное онлайн-образование, которое нравится многим студентам, так же как и гибридное образование, которые предпочитают уже и преподаватели, строится ровно на тех же принципах, что и традиционное. Сильная наука, которая в текущий момент привлекает деньги фондов, индустрий, государства, драйвит сильное образование. Много обсуждается привлекательных новых тем, открытая наука и важность препринтов как привлекательной новой формы коммуникации, когда невозможны очные научные конференции, очень полезны. Однако ценность peer review, то есть качества, остается краеугольным камнем».
Модератор дискуссии Владимир Княгинин с сожалением признал: «визионеры присоединились к функционерам», никто не хочет делать смелых прогнозов. Оправдал его ожидания только ректор Московского городского университета Игорь Реморенко: «Вообще не надо обсуждать, куда движутся университеты, — это лишь оболочка. Наиболее существенно, что происходит с университетскими программами». Будут собирать бакалавриат, магистратуру, аспирантуру и дополнительное образование под одной обложкой университеты или другие сущности, не так важно, по его мнению. При этом само содержание программ, отметил Реморенко, тоже приходится менять — «на хромой козе к студенту теперь не подъедешь», выросло поколение, способное воспринимать только интерактивный контент. И главной задачей педагога становится обучение тому, что самостоятельно по интернету, без спора в аудитории, не понять.
Читайте также
Об особенностях современных студентов говорил и директор Школы перспективных исследований (SAS) Тюменского государственного университета Андрей Щербенок. Он уверенно возразил против популярного мнения, что в период пандемии студенты проявили способность формулировать свои образовательные запросы, требования к качеству образования и теперь так будет всегда.
Большинство студентов вообще не вовлечено в процесс образования, а те, кто интересуются, не формируют никакого запроса — они просто хотят учиться, но чему именно, не знают... Snowflake generation («поколение снежинок» — Indicator.Ru) вообще не желает напрягаться, ценит в университетах в первую очередь психологически комфортную среду, которая позволяет не задавать себе неприятных вопросов и не делать то, что традиционно в университетах считается основой образования... Мы не можем слушать это поколение, мы должны сами сформировать определенное представление об образовании и в определенной степени навязать им.
При этом как раз-таки в пандемию российские университеты, отметил Щербенок, показали, что работают по инерции. В ситуации, когда пришлось разделять дисциплины на «ядерные» и «периферийные», чтобы что-то не столь важное студенты могли изучать по открытым онлайн-курсам, мало кто смог ответить, а что же составляет ядро той или иной образовательной программы. Отвечать на этот вопрос и формулировать, какое именно образование они дают, должны не университеты целиков, а «экипажи танков» — сотрудники структурных подразделений, микрогрупп, которые и создают программы.
Отчасти подытожил дискуссию ректор Московской высшей школы социальных и экономических наук (Шанинки) Сергей Зуев: «Реалистичный сценарий — корпоративизация, создание крупных холдингов, иерархически организованных, собирающих под свою крышу разные дисциплины и компетенции... Второй сценарий романтический и в значительной степени искусственный. Это сетевой сценарий, в котором небольшие университеты устраивают "бартер" компетенций и создают за счет этого новые исследовательские и образовательные структуры. Это выражается в создании междисциплинарных программ сетевого типа». Оба сценария Зуев считает реализуемыми.
Работа над ошибками
Второй день семинара во многом был посвящен рефлексии и размышлениям о том, как тяжело было войти в новую образовательную реальность и как избежать повторения ошибок. История вышла на новый виток: после вступительной кампании вузы столкнулись с требованиями малочисленных групп, изолированных аудиторий, и нужно было искать альтернативные модели обучения, использующие дистанционный либо смешанный формат. Сам процесс поступления был тяжелым психологическим испытанием для абитуриентов, пока вузы страдали в основном от технических проблем. Нужно понимать, что срочная, но временная адаптация образования к пандемии не равнозначна ни переходу в онлайн на постоянной основе, ни дополнительным курсам, которые проходили дистанционно с самого начала. Для описания этого феномена в зарубежной литературе даже появился термин emergency remote teaching. Те курсы, которые существуют на постоянной основе, обеспечены всем необходимым, для них налажены технологии и процессы, методики организации, а все необходимые для них ресурсы известны. К переходу образования практически полностью в онлайн-платформы никто готов не был, и ответов на такие вопросы мы до сих пор не знаем. Отсюда — нехватка персонала и решений для технического обеспечения, недостаточная востребованность открытого образовательного контента, низкая активность студентов, недостаточный опыт вузов…
Объем работы по прокторингу (наблюдению за тестированием и экзаменами) тоже сильно превысил возможности компаний, предоставляющих такие услуги: необходимо было принять экзамены у сотен тысяч пользователей. Для этих задач свою платформу предложил Microsoft, позволив проводить тестирование в браузере, где запрещено открытие вторых окон и организовано видеонаблюдение.
«С точки зрения информационных технологий это можно сделать двумя способами. Если мы хотим сделать салат оливье, мы идем в магазин за картошкой, горошком и колбасой, — привел аналогию руководитель Академии технологий и данных Корпоративного университета Сбербанка Дмитрий Зубцов. — Но если мы используем сервис или ПО, мы получаем салат оливье, заказав его готовым в ресторане». Решение от Сбербанка предлагает средства для интерактива во время обучения: встроенный мессенджер, возможность скачивать QR-коды и другие дополнения инфраструктуры, которые недоступны в Zoom. Такая платформа помогла с обучением около 200 тысяч сотрудников разного уровня и возраста работе с цифровыми данными. Другие участники обсуждения подтвердили, что в качестве готового конструктора преподавателям нужен сам инструмент, так как научная кафедра может самостоятельно поработать над наполнением.
Университеты приспособились раздавать ссылки на ресурсы с уже существующим контентом, организовали вебинарные комнаты. Своим опытом поделились представители Уральского федерального университета: весь контент переведен в цифровой формат, преподаватели овладели набором технологий и провели 80 тысяч часов онлайн-лекций. Удалось добиться 77% виртуальной посещаемости. 83% занятий было переведено в онлайн, остальные были компенсированы текстовыми и другими материалами. В предстоящем периоде планируется выбрать одну информационную систему как точку входа, подключив сайты как внутренних, так и внешних платформ, где можно проходить тестирование, коммуницировать и решать другие учебные вопросы. Также можно адаптировать онлайн-курсы для ликвидации академической задолженности. Для преподавателей будет полезно автоматизировать отчетность и использовать технологии, чтобы следить за успеваемостью студентов.
Однако важную роль играет и человеческий фактор: неумение преподавателей работать дистанционно в формате видеолекций и вебинаров, их неосведомленность о существовании дополнительного контента. Поскольку в четырехлетнем возрасте 80% россиян ежедневно пользуются интернетом, то без понимания технологий учитель не сможет восприниматься как учитель.
Как собрать данные и что с ними делать?
Цифровое образование позволяет получить огромное количество информации об обучающихся, и эти знания можно использовать для улучшения курсов и платформ. В наше время доступны несколько интересных технологических решений. К примеру, кликстримы позволяют работать с данными на микроуровне, записывая каждый клик на платформе. Это дает более глубокое понимание опыта студента, трудностей, с которыми он сталкивается. «Также можно посмотреть, какие моменты видео ставят на паузу, и выделить не те случаи, когда период сам просит остановиться и законспектировать слайд, а именно найти проблемные, непонятные слайды», — пояснила директор по онлайн-обучению НИУ ВШЭ Евгения Кулик.
Однако все это — капля в море, ведь собирать данные и анализировать их — это две разные истории. «Какими бы данные ни были, нам необходимо теоретическое обоснование. Пока у нас нет теории, которая их интерпретирует, мы жонглируем фактами, строим диаграммки, подменяя ими понимание реальности», — указала на слабую строну такого подхода Кулик. По ее мнению, ответы может дать психометрика (первая статья о науке была опубликована в Science в 1935 году), где для психологии и педагогики используются количественные подходы. Ну а полезной в подготовке отдельных занятий будет преподавательская развертка, где указаны цели занятия и объясняется, на развитие каких навыков направлены конкретные задания. В сочетании с количественными методами это позволит увидеть в занятиях слабые места.
Сильных и слабых мест российского образования в целом коснулся Георгий Никачев, директор Coursera по российским партнерствам. Одна из самых масштабных платформ онлайн-образования подошла к поиску перспективных направлений с размахом и потратила ресурсы на создание мировой карты ключевых компетенций Global Skills Index 2020, которые будут востребованы в эпоху четвертой промышленной революции. Тремя ключевыми областями оказались технологии (навыки работы с компьютерными сетями и базами данных, взаимодействие человека и компьютера, создание системного ПО, защита информационных систем, программирование), Data Science (визуализация данных и управление ими, машинное обучение, математика, статистика и статистическое программирование) и бизнес (бухучет, ведение переговоров, работа с финансами, менеджмент, маркетинг и продажи).
Выводы отчета оказались на удивление радужными для России. Хотя показатели нашей страны по этим бизнес-компетенциям ниже, чем по остальным, она все же занимает восьмое место в Европе и девятое место в мире, тогда как по двум другим она оказалась на первом. «Россия — лидер по технологическому развитию и по подходу к наукам о данных. Если бы был толчок по развитию бизнес-скиллов, то у нас появилась бы возможность доминировать по ключевым компетенциям», — считает Никачев. В общем, хотя бы при взгляде издалека в российском онлайн-образовании все выглядит прекрасно. Но экзорцизмом в отношении деталей, видимо, придется заниматься еще долго.
Понравился материал? Добавьте Indicator.Ru в «Мои источники» Яндекс.Новостей и читайте нас чаще.
Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.