Медицину нужно объединять с фундаментальной наукой

О разнице врачебного образования в России и в Соединенных Штатах, и о том, что отечественным медицинским вузам необходимо позаимствовать у западных учебных заведений, Indicator.Ru побеседовал с Игорем Ефимовым, специалистом по биомедицинской инженерии и электрофизиологии сердца из Университета Джорджа Вашингтона, Вашингтон, округ Колумбия.

— Какое будущее, на ваш взгляд, ждет медицинскую науку и образование в России? Изменилось ли что-то в медицинском образовании в России за последние несколько лет?

— Мне кажется, образование не претерпело значительных изменений. Насколько мне известно, в МФТИ совместно с МГМСУ была программа по модификации образования, по окончании которой студент мог получить диплом физика и врача. На мой взгляд, этот подход абсолютно правильный, но, к сожалению, он не совсем прижился в современных российских реалиях. В этом отношении оптимальное образование врача можно получить в США. Такое образование достаточно длительное (восемь лет без ординатуры) и дорогостоящее. Наши же врачи учатся всего шесть лет, а их базовая фундаментальная подготовка занимает всего два года, они не знают физику, биологию и химию на уровне американских коллег.

— Значит ли это, что в отечественных вузах надо внедрять больше практики?

— Как раз наоборот, я говорю о фундаментальной науке. Любой американский врач, перед тем как пойти в медицинское учебное заведение, так называемую medical school, сначала получает степень бакалавра в какой-либо фундаментальной области наук, будь то биология, химия, математика или инжиниринг, и параллельно готовится к получению медицинского образования. Разумеется, в России есть талантливые врачи, которые впоследствии просто доучиваются, но гораздо лучше такие знания укладываются в юном возрасте.

— А практики студентам российских медицинских вузов и факультетов хватает?

— Это, скорее, следующая ступень, ординатура и резидентура. Проблема та же — сроки ординатуры катастрофически маленькие. На западе, в зависимости от специализации, практика может занимать много лет, и после нее выходят специалисты высочайшего класса, которые могут работать независимо и не нуждаются в менторе. С другой стороны, обучение в США стоит невероятных денег, поэтому выпускники вынуждены требовать огромную зарплату, просто чтобы расплатиться с банками и закрыть все долги. Это является одной из причин дороговизны американского здравоохранения.

— Как вы относитесь к тому, что в большинстве американских университетов существуют собственные клиники? Развивается ли аналогичное направление в нашей стране?

— При МГУ несколько лет назад открылась клиника, но, по-моему, там до сих пор не начали принимать пациентов при том, что есть и здание, и нанятый штат.

— Эта клиника существует самостоятельно или она открыта при каком-то факультете?

— Это независимая организация. На самом деле, это можно считать возвращением в светлое прошлое, потому что несколько веков назад в нашей стране существовали взаимосвязанные между собой медицинский, юридический и прочие факультеты. Во времена Советского Союза все разделили, и в этом, вероятно, заключается причина упомянутой ранее проблемы современных врачей — физики и химики предпочитают работать в университетах, а не в медицинских центрах, и качество такого фундаментального образования гораздо ниже. В США медицинская школа — часть университета, а не самостоятельная единица. Это же помогает американским медикам кооперироваться с физиками, биологами и инженерами для какой-либо разработки. В России даже разные ведомства отвечают за смежные направления — взять, например, Минздрав и Минобрнауки. Эти барьеры можно снять только за счет объединения направлений.

— С какими университетами сотрудничает Университет имени Вашингтона в Сент-Луисе и в каких направлениях? Насколько нам известно, у вас были совместные проекты с Нижегородским университетом. Продолжаете ли вы работать с ними?

— Действительно, с Нижегородским университетом у нас были прекрасные проекты, но они завершились, хоть и довольно успешно, а потом совместная деятельность свернулась. Я сам вырос из МФТИ, и мне ближе Физтех, поэтому сейчас у меня открыта лаборатория в институте. Она была создана в рамках проекта «5-100». Раньше меня приглашали открыть лаборатории во многих других университетах и институтах, но, на мой взгляд, открывать пятьдесят лабораторий безответственно, ведь физически присутствовать в каждой невозможно. В моей лаборатории в МФТИ же у меня есть штат, и мы ведем совместные исследования, студенты нередко приезжают в Вашингтон, так что работа не стоит на месте.

— А в МГУ?

— С МГУ я сотрудничаю в другом направлении. Так как я являюсь президентом RASA (Russian Speaking Academic Science Association — прим. Indicator.Ru) — международной организации русскоязычных ученых, мы пытаемся создавать центры нашей ассоциации в ведущих университетах России. Мы уже открыли центры в Казанском федеральном университете, в Питерском политехе, Томском университете.

— То есть это естественно-научные центры?

— Да, в основном медицинские, физические и химические. Как правило, члены нашей ассоциации, которые есть и в Европе, и в Северной Америке, и в Азии, создают лаборатории в рамках этого университета. Надеюсь, что Московский государственный университет также заинтересован в создании таких центров. У нас уже есть ряд лабораторий, заведующими которых являются члены ассоциации. Например, Александр Кабанов, известный химик из Северной Каролины, родом из МГУ, и у него здесь есть лаборатория.