Опубликовано 05 июня 2019, 20:39

«Интерес — это краеугольный момент в современном образовании»

Как выглядит «мостик» из школы в науку
«Интерес — это краеугольный момент в современном образовании»

© Из личного архива Ивана Смирнова

Почему теоретическая биология похожа на сферического коня в вакууме, существуют ли олимпиады для учителей и необходимо ли разнообразие школ, в интервью для проекта Indicator.Ru и Координационного совета по делам молодежи в научной и образовательной сферах Совета при Президенте Российской Федерации по науке и образованию «Я в науке» рассказал заместитель директора гимназии Святителя Василия Великого Иван Смирнов.

— Иван, расскажите немного о себе: где вы работаете, какая у вас специальность?

— Я учитель биологии, заместитель директора гимназии Святителя Василия Великого, кандидат биологических наук. Моя специальность по диплому – ботаник.

— Почему вы заинтересовались этой темой?

— Когда я был в четвертом классе, родители взяли нас с братом в Крым, и меня поразила крымская природа. Так мне в целом стала интересна окружающая среда, живые организмы. Потом я стал активно читать книжки, пятый класс у меня прошел в знакомстве с Акимушкиным, Бремом, Фабром — натуралистической классикой. Видя этот интерес, моя бабушка-скульптор нашла биологический кружок — кружок юных натуралистов Зоологического музея. В шестом классе я туда поступил, дальше уже все было понятно. Тогда же, в шестом классе, я решил, что буду учиться в МГУ на биологическом факультете. Несмотря на определенные сложности, например оценки по ряду предметов, которые вряд ли могли способствовать поступлению, все же я туда поступил.

— В каком возрасте и почему вы решили стать преподавателем?

— Так сложились обстоятельства. Но я очень рад, что они сложились именно таким образом. Будучи старшеклассником, я вел занятия у других ребят в кружке, а с первого курса стал работать на станции натуралистов. Таким образом, у меня параллельно развивалась, с одной стороны, биологическая исследовательская часть, а с другой стороны — педагогика.

— Если бы сейчас, в 2019 году, вы могли отправить письмо себе в 2009 год, что бы вы написали?

— Здесь сложно что-то посоветовать. В нашей жизни обстоятельства часто складываются так, что потом неожиданно именно это и оказывается лучшим исходом. Когда я защищал кандидатскую диссертацию — это было почти 10 лет назад — мне моим бущуим виделась академическая карьера. Но в силу определенных обстоятельств у меня не было возможности продолжить работу на кафедре. Заведующий кафедры спросил, чем я занимаюсь еще, помимо научных исследований. А я в это время активно работал в школе, и он посоветовал дальше развиваться в этом направлении, приведя в пример целый ряд ученых, которые пришли к научным вершинам через работу в образовании. Для меня это было важным советом. Потом, работая в школе, я попал на конкурс «Учитель года», стал его победителем. Именно через конкурс я пришел отчасти обратно в науку, а точнее, в Координационный совет по делам молодежи в научной и образовательной сферах.

— А собственно научной работой вы все-таки занимаетесь?

— Да. Мы работаем с целым рядом особо охраняемых природных территорий России, с заповедниками, проводим морские исследования. Летом, как правило, собираем материалы, а в течение года обрабатываем их. У нас очень успешный опыт работы с Утришским заповедником, и уже на протяжении четырех лет туда ездит экспедиция, которая включает в свой состав как студентов МГУ, так и школьников, которые впоследствии планируют туда поступать. Один из интересных, ярких результатов этих экспедиций — это открытие нового вида водорослей, который нам удалось обнаружить в Черном море. Причем ребята, которые участвовали в этой работе, стали соавторами статьи. И для меня очень важно, что они увидели, как это — быть в науке. Это очень важно не только с исследовательской составляющей, но и с точки зрения их личного роста.

— А что лично для вас значит «быть в науке»? Почему вы занимаетесь исследованиями?

— Я в науке, потому что это помогает мне вести занятия у школьников. Очень важно, чтобы ты понимал то, чему учишь, ты должен уметь это сам. Я много работаю с исследованиями школьников, занимаюсь подготовкой московской команды к Всероссийской олимпиаде по экологии. Когда ребята готовятся, они должны обязательно выполнить экологический проект. Это одна из немногих олимпиад, которая требует значительной работы, сопоставимой, может быть, с курсовой на младших курсах. Для меня очень важно, чтобы я мог протянуть этот «мостик» из науки в образование, рассказав, что такое экологический проект во взрослой жизни. Я хочу объяснить им, что это не просто формальность, прихоть организаторов. Потому что логика может быть такая: хотите поступить на биофак — нужно победить в олимпиаде, хотите победить в олимпиаде — нужно сделать проект. А ведь на самом деле этот олимпиадный экологический проект — это прообраз оценки воздействия человека на окружающую среду. Это именно то, чем мы занимаемся в серьезных экспедициях, когда необходимо, например, перед постройкой того или иного инфраструктурного объекта провести оценку состояния окружающей среды, спрогнозировать, как будет меняться состояние среды после строительства. Мое участие в этих серьезных взрослых проектах в качестве исследователя, морского биолога дает мне очень много как преподавателю, потому что я понимаю процесс изнутри.

— О чем бы вы хотели предупредить молодых людей, которые начинают преподавательскую работу? К чему должен быть готов учитель?

— Когда меня просят дать совет молодому учителю, я вспоминаю себя. Я начал преподавать достаточно рано, как я уже сказал, с первого курса я вел дополнительные занятия, а в школу я пришел, когда сам учился на пятом курсе. С содроганием вспоминаю, как одиннадцатиклассник в знак протеста залез во время моего урока в вытяжку. Но в целом это была замечательная школа. И с тех пор мой основной совет – это терпение. С одной стороны, для учителя очень важно сохранить умение удивляться происходящему, а, с другой стороны, нужно всегда, несмотря на это удивление, реагировать очень терпеливо.

— Расскажите про ваши увлечения, хобби. Хватает на них времени?

— Очень важно, чтобы у учителя были хобби. У него должна быть жизнь кроме школы, тогда он будет интересен ученикам. Мне повезло, потому что у меня много увлечений, и они связаны, с одной стороны, с исследованиями, которыми я занимаюсь, с другой стороны, они связаны с морем. Уже после МГУ у меня был опыт погружений в Японском море, в Дальневосточном морском заповеднике, и понял, что это мое. С тех пор я прошел курсы, связанные с подготовкой подводных исследователей, дайверов, и сейчас я ассистент инструктора подводного плавания. Кроме того, в экспедициях очень важно, чтобы каждый участник мог выполнять максимальное количество разных работ, потому редко в одной экспедиции бывает много исследователей. Так что умение погружаться и собирать материалы под водой – это хорошо. А если вы еще можете управлять судном, это совсем замечательно. Поэтому я научился управлять парусными и моторными судами в прибрежных водах. Это дает возможность участвовать в регатах, проявить себя, познакомиться с чем-то новым. Ну и для моих учеников это тоже достаточно интересный опыт, они не так часто встречают учителей, которые еще парусными яхтами управляют.

— Есть ли у вас какая-то глобальная научная или преподавательская цель?

— Я хочу, например, совершить кругосветное путешествие. «Биологическое», на парусном судне. Это требует большого объема подготовки, и я к нему готовлюсь. Это можно назвать и профессиональной целью, потому что это возможность посмотреть на различные природные сообщества, зоны. Однако достичь эту цель с участием школьников тяжело. Несмотря на то, что я ходил с ними в целый ряд парусных походов и мы проводили там исследования, в том числе морские, мало кто готов на такую длинную историю. Это все-таки даже не один год. Но, может быть, это станет большим проектом, и в отдельных частях этого перехода будут принимать участие разные ребята.

— Что для вас значит быть учителем? Что это вам дает, что вы пытаетесь дать ученикам?

— Когда я пришел в преподавание, для меня это было, в первую очередь… как возврат долгов. Я уже говорил, что шестиклассником я пришел в Зоологический музей, и благодаря тем людям — руководителю кружка, другим ребятам, с которыми я общался, — выстроился мой путь в МГУ. Поступив в университет, я хотел дать младшим ребятам то, что получил я, то есть помочь кружку, и я включился в преподавание. В первую очередь я вел занятия у ребят, которые только поступили в кружок. Это были общие курсы, такие как биологический рисунок, латынь или проведение первых учебных работ. И я понял, что, наверное, одним из самых интересных моментов в школе для меня может быть ведение школьных исследований. Как мне кажется, это моя сильная сторона, я этим занимаюсь до сих пор. Это как раз попытка показать школьнику, что такое наука.

Современная система образования дает много таких возможностей. Особенно в Москве: благодаря сотрудничеству с академическими институтами и вузами у московских школьников есть возможность попробовать себя в качестве исследователей. Более того, они должны это сделать, чтобы выполнить требования федерального стандарта. И ведение школьных исследований для меня является очень важной частью работы, потому что это позволяет познакомить детей с реальной биологией. Не с «книжной» биологией, не с теоретической — она может быть даже олимпиадная, но она при этом все равно какая-то… Как сферический конь в вакууме. Реальная жизнь очень далека от парты, за которой сидит ученик. Он может очень хорошо знать жизненный цикл водорослей и отвечать на вопросы про них, но он их никогда в жизни не видел. А включение ребенка в реальную работу, в полевые, лабораторные исследования — это возможность познакомить его с объектом исследований.

— Вы лауреат многочисленных премий и конкурсов, например вы уже упоминали конкурс «Учитель года». Для чего вы принимаете в них участие?

— Меня часто спрашивают, зачем я принимал участие в «Учителе года». На самом деле, так сложились обстоятельства. Дело в том, что в Москве очень интересная система отбора участников конкурса — учителям необходимо пройти через олимпиаду. Я считаю, что учитель должен быть примером для ребят, и, если есть олимпиада для учителей, это замечательная возможность попробовать себя и пройти через те же процедуры, через которые проходят ребята. Точно так же я, например, сдавал ЕГЭ.

Так вот, два года назад я принял участие в метапредметной олимпиаде «Московский учитель». Я не рассматривал вариант, что стану призером или победителем, мне было интересно просто попробовать себя. Когда подвели итоги и оказалось, что я могу участвовать в конкурсе, я спросил у директора школы: «Стоит идти дальше?» Он ответил, что стоит.

До того момента я очень мало знал о конкурсе «Учитель года». Конечно, я общался с коллегами, которые прошли через него, и от них часто можно было услышать, что есть жизнь «до» конкурса, а есть «после». Мне всегда это казалось несколько странным, потому что есть просто жизнь.

Самое ценное, что дает конкурс, — это возможность общения с другими учителями, которым интересно преподавать, интересно жить, интересно творить. А еще более ценны — в случае, например, московского конкурса — контакты и связи, которые у вас остаются. Благодаря конкурсу я побывал в целом ряде регионов России, общаясь с учителями из этих городов, сел. Мы издали несколько книг, в том числе, например, учебное пособие по проектной и исследовательской деятельности совместно с издательством «Просвещение», сделали несколько других интересных проектов.

— Вы упомянули, что вы сдавали ЕГЭ, чтобы почувствовать себя на месте ученика. Сколько вы получили баллов?

— 98 баллов. Причем я не готовился — мне было интересно посмотреть, сколько я наберу, не готовясь ни собственно к экзамену, ни к его формату, а просто с теми знаниями, которые я получил в МГУ и в аспирантуре. Результат меня вполне устроил, потому что 100 баллов — это не только знания, тут должен быть и небольшой элемент удачи. «Стобалльников», особенно по биологии, не так много в России. Проанализировав, где я ошибся, я понял, что это были вопросы по анатомии человека. А я же всегда был ботаником, поэтому ничего страшного.

— Как бы вы в целом охарактеризовали профессию учителя? Многие называют эту работу неблагодарной, потому что зарплаты, прямо скажем, маленькие, многие дети не заинтересованы в учебе, при этом учителю нужно действительно очень много работать.

— Мне часто приходится сталкиваться с такой точкой зрения: мол, это неблагодарная сфера деятельности, зарплаты небольшие, ученики «спасибо» не скажут... Не могу с этим согласиться. Сейчас предпринимаются значительные усилия, чтобы наш труд был достойно оплачен, постепенно профессия учителя становится престижной. Я очень хорошо это вижу на примере Москвы, Московской области. Но, мне кажется, очень важно, что люди, которые идут в преподавание, все-таки идут туда не за зарплатой, хотя, конечно это тоже важный момент. Если человек ориентирован только на зарплату, то, к сожалению, у него может не сложиться контакт ни с детьми, ни с коллегами. Он окажется белой вороной. Очень важно, чтобы человеку самому было интересно работать учителем, иначе не будет интересно и его ученикам. Нельзя заразить идеей, которую ты сам не разделяешь, это будет пустое повторение заученных правил.

Впрочем, обратная связь с учеником не всегда приходит сразу. Например, я часто получаю письма от моих выпускников, которые закончили школу 3—5 лет назад. Поэтому, идя в школу, не нужно ждать благодарности от детей, это достаточно странная позиция, она не продуктивна. Но при этом, если ты вкладываешь, то получишь и обратную связь.

— Какого вы мнения о среднем образовании сейчас в России? Считается, что между школами в крупных городах и, например, селах разрыв очень велик. Как вы думаете, можно ли его как-то сократить?

— Про наше среднее образование можно услышать две противоположные точки зрения. Если мы будем слушать тех, кто руководит образованием, например, в каком-то регионе, то окажется, что ситуация очень хорошая – показатели выросли, олимпиадников и «стобалльников» стало больше, результаты ЕГЭ растут, и вообще мы идем верной дорогой. С другой стороны, в ряде СМИ можно прочитать, что учителя не умеют учить, учебники плохие, их мало, зарплаты низкие. Вот мне кажется, что на самом деле ситуация даже не посередине — она просто неоднородна. Действительно, в отдельных школах и регионах ситуация может быть ровно такая – олимпиадников больше, ЕГЭ лучше, образовательная организация развивается, директор такой школы смотрит в будущее, понимает, куда он идет и как добиваться этого результата. С другой стороны, в некоторых сельских школах может быть достаточно тяжелая ситуация. Да, педагоги одновременно ведут разные предметы, а туалет, извините, находится на улице.

Что с этим делать? Как можно унифицировать школы и нужно ли это? Мне, как биологу, очень важным кажется принцип сохранения разнообразия. Любая унификация, попытка приведения к единым требованиям могут погубить идею авторских школ — когда энтузиасты, объединенные одной идеей, работают над своей школой мечты.

При этом важно отметить, что те, кто говорит «раньше было лучше, сейчас образование никуда не годится», сравнивают ситуации не объективно, не по статистическим показателям – это просто невозможно. Они сравнивают это со своим ощущением, с воспоминаниями. Но наши воспоминания субъективны. И если мы через 30 лет будем вспоминать о том, какая была школа в 2019 году, очень может оказаться, что она была замечательная. Важно не мешать учителям работать, а директорам — строить эту систему. Очень важна поддержка учителя и образа профессии в средствах массовой информации: нужно рассказывать о достижениях учителей, а не о скандалах или каких-то несчастных случаях.

— Раз вы заговорили о достижениях — а какие свои достижения вы могли бы отметить? Чем вы особенно гордитесь?

— Знаете, это был один из вопросов конкурса «Учитель года». Там нужно было за три минуты рассказать про три своих достижения в профессии.

Первое — это победы моих учеников в олимпиадах. Постепенно я стал работать не только с ребятами одной школы, а со школьниками целого города — сейчас мы готовим нашу московскую команду к Всероссийской олимпиаде.

Второе достижение — это то, что я к настоящему моменту провел уже более 150 практик и выездных экспедиций для школьников. У нас никогда не было никаких чрезвычайных ситуаций. Любой выезд с ребятами — это очень большая и моральная, и юридическая ответственность, не все готовы ее на себя брать.

А третье достижение — это то, что мои выпускники, с которыми я начинал работать в школе в начале своего преподавательского пути, сейчас сами уже закончили биологический факультет и тоже пришли работать в школу. В ту, которую они закончили. Они мои коллеги. Мне кажется, это очень хорошо, потому что если подобная преемственность будет сохраняться, то будет поддерживаться необходимая в школе среда.

— Как вы считаете, почему вообще молодым людям стоит идти в науку или преподавание?

— Мы с вами сегодня много говорим про интерес. Это — краеугольный момент в современном образовании. При том количестве информации, которую современный школьник получает не от школы, не от родителей, а просто из смартфона, ему, по сути, ничего не интересно. У нашего мозга есть защитный механизм, и он начинает в какой-то момент отсекать ту информацию, которая кажется лишней.

Я часто слышу от представителей университетов, что «школьники пошли не те, вот сколько-то лет назад они были такие, а сейчас из-за ЕГЭ стали не те». На самом деле, ЕГЭ здесь, мне кажется, ни при чем. Школьники стали просто другими. Сейчас дети часто сначала начинают пользоваться телефоном, а потом уже говорить. Еще чаще они сначала учатся запускать какое-то приложение, а потом — писать. Цифровизация в бытовой среде уже случилась. Это приводит к тому, что школа должна отвечать на этот вызов. Это можно сделать либо крайностью — запретом использования мобильных устройств в школе, либо, наоборот, переходом на сторону ребенка и включением телефона, смартфона, приложений в образовательный процесс. Школа находится в сложной ситуации, потому что силы не равны.

Но на ее стороне есть человек — учитель. Если он сможет заинтересовать ребенка – это замечательно. И мы опять приходим к теме интереса. Получается, что в науку и преподавание стоит идти, если тебе это интересно и ты чувствуешь, что это твое. Иначе не стоит.

— Дайте, пожалуйста, совет школьникам, которые выбирают будущую профессию. Как им для себя решить, стоит ли им идти в науку?

— Лучший совет — это попробовать выполнить исследование. Необязательно становиться студентом, чтобы стать частью науки. Можно связаться с кем-то из высшей школы, а может, и учитель в школе поможет выполнить такую работу. Очень важно понять, насколько тебе интересно докапываться до истины и насколько ты готов к рутинной работе. В науке падения на голову яблок и сны в виде периодической таблицы Менделеева очень редки, и необходимо выполнять большое количество однотипных процедур, из которых такие озарения и появляются.

Также важно попробовать посетить практические занятия, поработать руками. Один из самых распространенных сюжетов выглядит так: родители решили, что ты будешь врачом. А на первом курсе, после первой же анатомической практики, первокурсник понимает, что он им не будет. И он уходит, переводится на другое отделение. Не ждите, когда наступит первый курс. Есть медицинские классы, сотрудничающие с медицинскими вузами — попробуйте, пока вы еще десятиклассник. Поищите исследовательскую работу, практику, стажировку, вы можете быть волонтером, поработать летом… Важно как можно раньше пробовать, тогда будет возможность испытать несколько направлений и выбрать то, которое кажется тебе интересным.

— Вы сказали: «Родители решили, что ты будешь врачом». А если наоборот? Как переубедить родителей, если им не нравится идея научной карьеры для ребенка?

— Это сложный вопрос. Обычно в этом могут помочь взрослые: учителя, ученые, назовем их «наставники». Если в жизни повезло встретить такого человека, то можно попросить его поговорить с родителями, потому что для родителей мнение другого взрослого, особенно если он успешен в этой области, может быть важнее, чем любые соображения ребенка. Родители часто говорят: «Я лучше знаю, я через это прошел».

— Посоветовали ли бы вы своему ребенку избрать карьеру учителя?

— У меня четверо детей, поэтому, наверно, я мог бы посоветовать кому-нибудь из них стать учителем, но я не буду этого делать. Я считаю, что интерес к работе должен идти от самого человека. Я очень благодарен моим родителям, которые не подталкивали меня к какому-то конкретному решению. У меня почти все родственники — художники, и, наверное, они видели во мне продолжение династии. Но, узнав о моем интересе к биологии, они его поддерживали, отправляли меня к специалистам, которые могли помочь развиваться. Я очень надеюсь, что помогу своим детям найти их путь. Если это будет преподавание, то я посоветую, какие шаги стоит предпринять. Но это должен быть их выбор.

Материал подготовлен при поддержке Фонда президентских грантов.

Понравился материал? Добавьте Indicator.Ru в «Мои источники» Яндекс.Новостей и читайте нас чаще.

Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.