Сеанс одновременной пресс-конференции

Нужен ли российской науке отдельный фонд для улучшения научного оборудования и инструментов, как будущее ИНИОНа видят в РАН и ФАНО и случайно ли пресс-конференции Академии и Агентства прошли в одно время, но в разных местах, читайте в материале Indicator.Ru.

Сегодня президент Российской академии наук Александр Сергеев и глава Федерального агентства научных организаций Михаил Котюков провели итоговые пресс-конференции. Мероприятия проходили практически в одно и то же время, но в разных местах. Сергеев выбрал площадку МИА «Россия сегодня», а Котюков — пресс-центр ТАСС. Оба рассказали о планах на 2018 год и том, что удалось сделать в уходящем году (в случае Сергеева — за три месяца). Indicator.Ru собрал одинаковые вопросы, которые журналисты задали Сергееву и Котюкову, и их ответы.

Александру Сергееву: Вы сказали, что налаживаете отношения с ФАНО, в связи с чем тогда ваша пресс-конференция и пресс-конференция главы ФАНО Михаила Котюкова проводятся в одно время, но в разных местах?

— Я подозреваю, что это просто чистая накладка, что так произошло. И здесь, ей-богу, никакого умысла нет. Более того, я вам могу сказать, что на пресс-конференции, которая будет в ТАССе, должен присутствовать вице-президент Академии Юрий Балега. Поэтому тут не надо искать каких-то злых умыслов или несостыковок.

Михаилу Котюкову: Почему вы и президент РАН Александр Сергеев проводите пресс-конференцию практически в одно и то же время, но в разных местах, а не вместе?

— Коллеги, у нас не должно быть заблуждений. Академия и Агентство не одно и то же. Это очень близкие организации, но все-таки у каждой есть свои задачи. С одной стороны, это конец года, и график совершенно напряженный, и мы больше на этой неделе по телефону лишь успеваем сверить часы, поэтому я считаю, что мы имеем формат, традицию говорить об итогах работы Агентства и институтов, которые есть.

Задача Академии многократно больше на сегодняшний день, я думаю, что там есть свои вопросы, которые принципиально важные на сегодня. То, что мы проводим конференции в разных местах, это ровным счетом ни о чем не говорит. Российская академия наук — это самостоятельная организация, которая занимается в силу предписанных законом полномочий и устава своими обязанностями. В отношении институтов ФАНО у нас полное взаимопонимание, что мы должны вместе делать, но у Академии намного шире задачи, с одной стороны, а у Агентства есть хозяйственные, технические функции, которые мы стараемся решать самостоятельно. Это некое несовпадение сегодня графиков. Ну, будем считать это самым большим несовпадением, которое у нас получилось. Уверены, что и дальше такого рода проблем быть не должно. Относительно общения, я думаю, что мы найдем возможность пообщаться совместно не только с руководителями институтов, но и вместе в ближайшее время.

Александру Сергееву: Вы в своей предвыборной программе и потом неоднократно предлагали организовать фонд для обновления научного оборудования. Средства в этот фонд должны поступать за счет налога, взимаемого с сырьевых компаний. Говорили ли вы уже об этом с президентом России или в правительстве? И как вообще обстоят дела с этой инициативой?

— Этот вопрос действительно очень острый. Для того чтобы этот вопрос ставить президенту, нужны варианты решений. То есть президенту вопросы можно ставить, но лучше их ставить, когда есть возможные ответы и решения таким вот и таким образом. И это сейчас как раз прорабатывается. Потребность в том, чтобы мы подняли уровень инструментализации нашей науки, безусловно, есть. Потому что большинство результатов, а дальше еще больше результатов в фундаментальных исследованиях и прежде всего в естественнонаучной части будет получаться за счет владения уникальными инструментами. Это и физика, и химия, и биология.

Под инструментами я понимаю широкий спектр. Это и современные ускорители, это могут быть какие-то химические реакторы, это могут быть, если хотите, технологии в области биологии и генетики. Это все я широко называю инструментом. Отсутствие современного инструмента, который только дорожает… Потому что в науке вы идете все глубже и глубже, инструмент становится все более дорогим, потому что он позволяет, если хотите, измерять все более тонкие вещи, проводить все более тонкие операции. Никуда не денешься. И сейчас в ряде случаев просто стоимости инструментов такие, что не то что отдельный университет, отдельная страна не может потянуть владение этим инструментом.

Не могу сказать, что у нас мало уделялось внимания этому вопросу в стране. Уделялось. Если вы посмотрите программу национальных исследовательских университетов, она, в общем, в значительной степени была связана с тем, что они оснастились современным оборудованием. Это очень хорошо, это правильно.

Конечно, если мы говорим о той науке, которая есть, у нас наука ведь не только в академических институтах и университетах, она есть и в госкорпорациях таких хайтековских. Посмотрите, какая великая наука у нас в «Росатоме» есть. Тут споров никаких нет. Да, конечно, госкорпорации, которые имеют ресурс, а госкорпорации у нас имеют не только бюджетные ресурсы, они у нас имеют и тот ресурс, который они получают в результате своей бизнес-деятельности, они, конечно, вкладывают [деньги в оборудование]. Поэтому оборудование, которое есть, местами тоже неплохое.

Но все-таки, если говорить о фундаментальной науке, то она в основном делается в академических институтах, а они по существу с начала нашего нового российского времени денег на покупку нового инструментария не получают. И сейчас, когда мы проводим инвентаризацию и смотрим, у нас по основному оборудованию срок его функционирования, скажем, 30 лет. Что это такое для современной [науки]? Это ничего, это уже не инструмент, который позволяет быть на переднем крае. Это понимают все.

Вопрос, какое количество денег нужно, – это вопрос первый. Мы все понимаем финансовое состояние страны… Наша оценка фонда, она такая, если говорить про академические институты. Просто если брать эффективно действующие институты за рубежом, то там, как правило, в обновление инструментального парка, в закупке оборудования тратятся средства, сравнимые с теми деньгами, которые идут, скажем, на заработную плату и на поддержание функционирования. Если вы возьмете, например, организации ФАНО, в этом году деньги, которые пошли со стороны госзадания, это где-то в районе 55 миллиардов рублей. Это, конечно, очень маленькая цифра, мы не будем проводить сравнения, которые приводятся, но отсюда виден масштаб вопроса. По крайней мере, средства такого уровня, чуть меньше, в два раза меньше, — это то, что мы обсуждаем. Казалось бы, эти средства для бюджета страны вообще ничего не значат. Давайте возьмем ежедневные колебания курса валют и посмотрим, как наш золотовалютный запас, который растет, и мы чувствуем себя уверенно, как он флуктуирует из-за этого. Эти 30 миллиардов рублей, они не видны в этих флуктуациях. <…>

Насколько это правильно политически и идеологически, экономически, я не знаю, это можно обсуждать. Но когда мы говорили о дополнительном налоге… Вопрос во что упирается? Можно прийти к президенту и сказать: «Владимир Владимирович, введите, пожалуйста, дополнительный налог». Вы знаете, каким налогом облагаются наши естественные монополии? Огромным налогом. Они (сырьевые компании — прим. Indicator.Ru) говорят: «Мы уже и так огромные деньги даем, нам же тоже нужно развиваться, у нас инвестпроекты какие-то должны быть». Это фактически есть вопрос перераспределения налогов. Либо есть вопрос о введении каких-то дополнительных льгот для крупных компаний. <…>

Может, нам действительно пойти таким образом и сформулировать очень серьезное предложение о льготном налогообложении крупных производственных компаний, которые готовы давать средства не просто в науку, потому что в прикладную науку, в то, что они сейчас купят и могут поставить у себя, они и так дают. Потому что они видят свою прямую непосредственную выгоду от этого. Это совершенно нормальные условия капиталистической экономики. Но вот та часть предыдущая, выход из которой не столь очевиден, часть более рисковая, потому что вы вложите деньги, гарантии того, что будет произведено что-то, вы дать не можете. Фундаментальная наука имеет риск 80% того, что не будет получен тот результат, на который вы рассчитываете. Поисковая часть, о которой сейчас идет речь, она тоже рисковая. Поэтому просто так никто вкладываться не будут. Предложение, по-видимому, очень серьезное, должно быть сформулировано так, что, наверное, мы должны предлагать какие-то варианты относительно льгот на налогообложение в том случае, если эти средства пойдут на такие вот поисковые исследования.

Михаилу Котюкову: Президент Российской академии наук (РАН) Александр Сергеев заявил, что «российская наука нуждается в фонде для обновления оборудования и дорогостоящих установок, средства для него можно было бы собрать за счет налога на сырьевые предприятия». Что вы думаете об этом предложении Сергеева?

— Проблема очень серьезная, и она требует движения с разных сторон. Во-первых, мы должны очень четко изучить все то, что мы сегодня имеем. И здесь мы не должны ограничиваться лишь академическим сектором. У нас во многих регионах очень хорошие партнерские связи с университетами. Часть этих университетов, входя в категорию ведущих, имеют собственную программу развития. Мы стараемся, чтобы реализация этих проектов была очень скоординирована, и мы сегодня не можем позволить себе закупать одинаковое оборудование в разные организации, рядом находящиеся, понимая, что там и там оно задействовано не самым оптимальным образом, поэтому первое – это изучить все то, что мы имеем.

Второе – в рамках реализации задач Стратегии научно-технического развития нужно понять необходимость инфраструктурной подготовки обеспеченности сектора науки для ответа на эти вызовы. Это вторая часть, которую необходимо провести.

И уже, наверное, третья часть – определить стоимостную оценку и искать источники для ее наполнения. Это отдельный совершенно вопрос, будем в рамках реализации задач стратегии развития этим вопросом заниматься. То, что инвестиции необходимы – это очевидно. Налоги с сырьевых предприятий – это один из вариантов, который требует всестороннего обсуждения. Думаю, что это вариант не единственный.

Александру Сергееву: Вопрос про ИНИОН. На недавнем заседании президиума РАН вы рассматривали этот вопрос, но сказали, что вам нужно более детально его рассмотреть, побеседовать с Юрием Сергеевичем Пивоваровым. Побеседовали? И какой сделали вывод?

— Вопрос об ИНИОНе сейчас действительно очень острый. И он острый не только потому, что сейчас возникла ситуация с переселением этого института. И вы знаете, что в Интернете была информация, что действительно написаны письма, я такое письмо получил, у меня была встреча и с научным руководителем, и с директором теперешним ИНИОНа. Это один вопрос, потому что он связан с оценкой состояния здания, в котором сейчас находится ИНИОН.

Когда мы получаем тревожную информацию о том, что коллектив переселяется, а коллектив, как мы сами понимаем, – такой многострадальный коллектив. Был пожар, [переселяют] то в одно место, то в другое место. Они находятся под постоянным и дополнительным тревожным давлением из-за того, что, а что будет с теми архивными материалами, которые сейчас там лежат замороженные. Можно будет их вернуть назад?

Для ученого, когда его работа, то детище, с которым он работает, оказывается в новом непонятном месте[, и неясно,] сохранится [или] не сохранится, это очень тревожно. Они действительно находятся в условиях психологического стресса, это можно понимать. Когда дополнительно вот еще все эти вопросы, связанные с переездами, конечно, коллектив реагирует соответствующим образом. Это один вопрос, он сейчас обсуждается. Там есть некие технические детали, как определить, здание находится в аварийном состоянии или в неаварийном состоянии. <…>

[Есть] вопрос, связанный с сутевым наполнением ИНИОНа. Когда строится что-то новое… то встает вопрос сутевого наполнения этого нового. И это не то, что чем наши коллеги будут заниматься в ближайшее время, после того, как будет построен новый институт, ведь институт строится десятилетия. Поэтому встает вопрос, а что будет представлять из себя эта наука. ИНИОН – это институт научной информации об общественных науках. Что будет из себя представлять эта наука через десять-пятнадцать-двадцать лет?

Здесь, как я понимаю, есть площадка для дискуссий. <…> Эта наука сейчас трансформируется, меняется, мы много говорим о том, что, если раньше действительно собирались архивные материалы, делалась какая-то аналитика по ним, какие-то дайджесты, обеспечивался доступ ученым, то теперь, наверное, все это перейдет в цифровой формат. Быстро или медленно — уже зависит от того, как будет быстро оцифровка происходить. То, что новое приходит, оно уже практически полностью приходит в цифровом формате. Что тогда? Ведь наука, связанная с получением информации из ИНИОН, с работой этой информации, она будет теперь в другом виде. Должен быть обеспечен доступ к базам данных, причем доступ не простой, нужны специальные системы навигации, должны быть новые поисковики. Вы цифровали какие-то старые документы, но ведь эта оцифровка, хорошо, она произведена, а как производить поиск в этой системе? Это и распознавание изображений, и так далее. Что, это теперь будет поле деятельности айтишников? <…> Эта работа была раньше работой наших ученых, работой гуманитариев. Теперь значительная часть этой работы вроде бы – это работа специалистов из совсем другой области знаний. Как вот здесь вот теперь должны состыковаться? Это очень серьезный вопрос.

Мы начали обсуждение этого вопроса, пригласили разных специалистов из других библиотек. Мы понимали, что ИНИОН в значительной степени функционировал и должен функционировать как библиотека современная. Что такое современная библиотека? Это опять цифра, это опять дистанционный доступ, поисковики и так далее. Так, может быть, нам какие-то общие подходы в стране иметь по крайней мере, если хотите, что нам надо точно, это к русскоязычной информации, вот это без нас никто не сделает. А если и сделает, это стыдобища будет, так ведь? Все поисковики, которые [имеют доступ] к информации, хранящейся на русском языке, это наше достояние. Нигде этой информации больше нет. Мы же с вами согласны, что часть информации, значительное количество информации хранится на русском языке. Нам, наверное, нужно подумать – мы на самом деле обладатели этого богатства – как нам правильно организовать доступ к этом богатству. Научный доступ, общественный доступ, доступ из-за границы. Как нам эту информацию использовать? Может быть, если из-за границы к нам кто-то обращается, это вопросы коммерции, почему бы нам не продавать каким-то образом?

Много разных вопросов. Много вопросов, связанных с авторским правом. <…> Оцифровать-то мы можем и информировать автора: «Дорогой автор, мы тебя оцифровали. Ты доволен? Доволен». Дальше начинается авторское право. Это что теперь все могут пользоваться? А как сделать ограничение? Что автор будет получать? Здесь есть целый комплекс вопросов, и они усугубляются таким вот критическим состоянием со зданием. <…>

Вопрос острый, прямо надо сказать. Мы общаемся со всеми, с ФАНО, правительство нас тоже спрашивает. Давайте посмотрим, может быть, чуть-чуть по-новому, что такое ИНИОН, так сказать, будущих поколений научных работников. Работаем.

Михаилу Котюкову: На недавнем заседании президиума РАН обсуждался вопрос о ликвидации ИНИОН РАН. Какая судьба ждет институт, что делает ФАНО в этом направлении?

— У нас есть проект восстановления здания. Мы в рамках бюджетного процесса с января начинаем работать, в течение 2019 года, есть соответствующее распоряжение Правительства.

С точки зрения текущего размещения – ИНИОН сегодня размещается временно в нескольких зданиях, и мы ищем оптимальную форму, чтобы коллеги могли работать вместе по выполнению тех задач, которые перед ними стоят. И решение будет принято в ближайшее время, потому что часть зданий, в которых располагаются сотрудники института, требуют безотлагательных технических работ по своему поддержанию жизнедеятельности.

Здание на Кржижановского имеет ряд технических предписаний, которые наша организация подведомственная должна выполнить. Разрабатывается план устранения, который должен быть согласован с этими предписаниями, и это будет влиять на функционирование всего этого комплекса в целом. Я насколько знаю, там до недавнего времени находилось руководство Сельскохозяйственной академии, они переместились. Это объективная необходимость – принятие соответствующего решения.

Это общесистемное решение, здание полностью пройдет весь необходимый комплекс работ, чтобы соответствовать всем требованиям и противопожарной безопасности, и санитарным, и так далее.

В завершение каждой пресс-конференции главы ведомств за бокалами с шампанским поздравили наших читателей с Новым годом и пожелали им... Впрочем, посмотрите сами, что они пожелали.

Президент Российской академии наук Александр Сергеев

Глава Федерального агентства научных организаций Михаил Котюков

Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.