Северинов: «Никто не застрахован от того, что у него вдруг не поедет крыша»

Почему РАН Станислава Смирнова лучше РАН Михаила Давыдова-младшего, что сделать для того, чтобы президента РАН не назначала исполнительная власть, и почему все российские ученые — академики, поделился своим мнением профессор Сколковского института науки и технологий и Ратгерского университета (США), молекулярный биолог Константин Северинов.

«Вопрос не в этом, — перебил президент. — Они действительно такие крупные ученые, что должны быть членкорами и академиками?» Во фразе Путина, сказанной во время знаменитой выволочки тогдашнему президенту РАН Фортову, как мне кажется, заключается ответ на бурную реакцию по поводу недавних выборов-невыборов президента РАН. ВВП, как и подавляющее большинство населения страны, по-видимому, считает, что члены и членкоры РАН должны быть крупными учеными. Однако реальность, безусловно, состоит в том, что это не является ни необходимым, ни достаточным условием членства в Академии или руководства ею.

Если принять этот факт, то в корпусе членов и членкоров Академии становится, как это ни парадоксально, гораздо больше смысла. В значительной степени он состоит из директоров бывших академических (а теперь принадлежащих ФАНО) институтов, ректоров крупных вузов, директоров крупных клиник и т. д. Причем для многих из них членство в Академии наступало после занятия высокой административной должности. В общем, государственные служащие, занятые управлением учреждений науки и высшего образования, которых в «крупные ученые» записали как бы задним числом. Это хорошо видно и по кандидатам в президенты РАН, один из которых не является сколько-нибудь заметным ученым, зато все трое являются директорами крупных институтов.

Однако проблема в том, что многие люди со стороны, действуя по представлениям, заложенным в их головы еще с детства, считают, что академическое звание действительно означает академические знания, причем пожизненные. Вот еще цитата, от знакомой из Администрации президента, по поводу высказанного мною недоумения о качестве передач о достижениях российской науке в программе «Вести»: «Я считаю, надо уважать своих коллег-ученых. А то из ваших комментариев можно уяснить, что академики ххх, yyy и их зарубежные коллеги — шарлатаны и обманщики, а вовсе не ученые».

В ее комментарии звучит убеждение, что академик не может быть ни шарлатаном, ни обманщиком. Но почему, где это сказано? И как можно этого избежать, если членство в академии пожизненное?! Никто не застрахован от того, что у него вдруг не поедет крыша. Деятельность Нобелевского лауреата Люка Монтанье служит тому прекрасным подтверждением. Что, впрочем, не отменяет его заслуг тридцатилетней давности (Монтанье совместно с Франсуазой Барре-Синусси получил Нобелевскую премию за открытие ВИЧ, однако позже стал известен псевдонаучными исследованиями «излучения» ДНК, — прим. Indicator.Ru).

Полезно ли сообщество людей, занимающих высокие посты в государственной системе науки и высшего образования? Очевидно, да. Этим людям важно встречаться, чтобы знать, что и где происходит, куда ветры дуют, что и где можно, в хорошем смысле, урвать для своих учреждений. Это крайне важно для преодоления все еще существующего разрыва между наукой и образованием. Наличие в такой организации людей из правительственных структур, безусловно, также очень полезно.

Другой вопрос, что такая организация должна быть негосударственной, и получать дополнительную государственную стипендию ее членам за выполнение своих прямых обязанностей неэтично. Функционировать такая организация могла бы в духе РСПП (Российский союз промышленников и предпринимателей, — прим. Indicator.Ru) и выполнять лоббистские функции в интересах науки и высшего образования так, как РСПП делает это в интересах промышленности.

Как и РСПП, она могла бы организовывать встречи и конференции, вести диалог с властными структурами, обсуждать механизмы международного сотрудничества и т. д. Членство в ней, конечно же, должно быть платным. Требования к членам или руководству этой организации быть крупными учеными быть не должно. Называть такую организацию «академией», а ее членов «академиками» было бы неправильно. Отсутствие сакрального звания академика освободило бы членов организации от необходимости казаться тем, чем они на самом деле не являются, и позволило бы сосредоточиться на вопросах оптимизации работы вверенных им учреждений в очень непростых российских условиях.

Президент такой организации выбирался бы ее членами по внутреннему регламенту, и если члены действительно заинтересованы в том, чтобы иметь достойное представительство перед различными госструктурами, а ведь именно от них зависит финансирование, то, наверное, они выберут какого-нибудь ректора-директора побойчее-половчее и вхожего в высшие сферы.

Значит ли это, что Академия России не нужна? Конечно же, нет, она необходима. Как общественная организация, объединяющая лучших специалистов по различным областям науки, людей, внесших вклад в мировую науку и т. д. Условно говоря, академия Стаса Смирнова, а не, например, Давыдова-младшенького (Станислав Смирнов — российский математик, лауреат Филдсовской премии, Михаил Давыдов – сын директора РОНЦ имени Н.Н. Блохина, академика РАН Михаила Давыдова; был снят с должности директора НИИ клинической онкологии после обвинений в семейственности, — прим. Indicator.Ru).

Члены такой академии действительно могут привлекаться к экспертизе (платной) различных проектов, как государственных, так и частных. Например, проверять предложения ректоров-директоров «на вшивость», ведь за ними нужен глаз да глаз. Члены академии также будут служить ролевыми моделями для молодых ученых, студентов и школьников, мечтающих посвятить себя науке. Они будут лицом российской науки как внутри страны, так и вне ее пределов. Ядром такой академии мог бы быть «Клуб 1-го июля», только им пришлось бы действительно выполнить свое обещания выйти из РАН, организовать свою академию и не допустить ее превращения в РАЕН, то есть не принимать кого попало.

Так как и первая, и вторая организации, которые можно было бы выделить из теперешней РАН (кстати, очевидно, что есть люди которые с полным правом могут претендовать на членство в обеих), общественные, а ее члены не получают стипендий за членство от государства, то ни о каком разговоре о назначении их руководителей кем бы то ни было не может быть и речи. Ситуация станет обратной тому безумию, которое якобы обсуждается в Думе: и та и другая организация могли бы влиять на законотворчество в областях, затрагивающих интересы их членов, а не ожидать с трепетом, что условная Матвиенка придумает способ назначения им начальника.

Важнейшим компонентом научной системы страны должна быть система ее финансирования как через грантовские фонды, так и из бюджета для выполнения каких-либо важных тем или проектов. С бюджетным финансированием и госзаданием на научную деятельность все непросто, в частности из-за отсутствия механизма экспертизы, что приводит к образованию всяких монструозов вроде национальной технологической инициативы.

С грантовскими фондами в России скорее хорошо, чем плохо, и после реформы Академии стало даже лучше. Заработал Российский научный фонд, он дает крупные гранты, подобные тем, что когда-то давала единственная прилично организованная академическая программа «Молекулярная и клеточная биология». Работу фонда можно улучшать, особенно в плане ограничения попыток тратить ограниченные средства на «актуальные» проблемы типа повышения урожайности картошки или совместных проектов с Тайванем, но в целом его деятельность крайне позитивна. Характерно, что руководитель Фонда не ученый, а администратор. С другой стороны, в работе Российского фонда фундаментальных исследований, которым руководит академик и до прошлой недели кандидат в президенты РАН, все время наблюдаются попытки сделать что-то несообразное в интересах узкой группы людей.

Последний и на самом деле самый важный компонент научной системы страны — это собственно российские ученые, работающие в лабораториях. Именно они создают славу российской науке и выносят на себя тяготы работы в условиях, которые заведомо хуже условий работы в развитых странах Запада, а с некоторых пор и Востока. Повлияет ли ситуация с РАН на этих людей, условия их работы и то, как они воспринимаются мировым научным сообществом?

Мне кажется, что эффект будет минимальным независимо от того, что произойдет с РАН как с организацией. Российская наука, российские студенты, российские ученые — это международный бренд. ФАНО им не владеет. Им не владеет ни один российский университет, включая МГУ. На самом деле им не владеет и РАН, в смысле организации из членов и членкоров. Потому что при пересечении границы происходит интересная аберрация. По-английски слово academic означает фундаментального ученого и/или университетского преподавателя, а вовсе не члена той или иной академии. Так что все российские ученые, даже те, которые работают за рубежом, — академики, Russian academics. Их уровень оценивается коллегами по гамбургскому счету, который свой для разных областей и направлений. Эта оценка очень жесткая, ее необходимо подтверждать в течении всей жизни, и она не зависит от членства в РАН, РАЕН, аффилиации с институтом ФАНО и т. д.

Автор — Константин Северинов

Мнение автора заметки может не совпадать с мнением редакции

Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram.