Российские древности: церковь Трифона в Напрудном

Первое документально упоминание села Напрудное относится к 1328 году. Тогда великий князь Московский Иван Калита написал духовную грамоту, в которой распределил земли княжества между сыновьями. Старшему, Симеону Гордому, князь «дал… Мажаеск, Каломну… село Напрудское у города». Считается, что название село получило по близлежащему проточному пруду у берега левого притока реки Неглинной. Речка-приток (забрана в подземный коллектор в 1910 году), в свою очередь, стала именоваться по селу — Напрудная. Век спустя, в 1426 году, село упоминается в духовной грамоте великого князя Василия Темного: «а из московских сел даю своей княгине Напрудное село у города с дворы городскими, что к нему потягло». Иван III в 1505 году завещал «на Москве сельцо Напрудное с дворы городскими и пасадными» сыну Дмитрию. Историк С. Б. Веселовский в своей работе «Село и деревня в Северо-Восточной Руси ХIV–ХVI» (1935 г.) определил «сельцо» и «село» того времени как поселения с наличием церкви. Без сомнения: село великокняжеское, с посадскими дворами, не могло быть без храма. Однако впервые о существовании «церкви Вмч (великомученика) Трифона, в селе Напрудном» говорится лишь в 1625 и 1628 годах — в книге Патриаршего приказа. А в 1646 году там же записано: «дворцовое Напрудное село, за Сретенскими вороты, по Переславльской дороге, подле Москвы, а в селе церковь мученика Трифона каменная».

На этом древние документальные источники закончились. Исследователи пробовали найти крупицы достоверности в старинной легенде о появлении храма мученика Трифона в Напрудном. Издавна окрестности Напрудного были местом для государевой соколиной охоты. И вот, по преданию, некий князь Патрикеев, сокольничий Ивана Грозного, на охоте упустил царского сокола. Боясь кары, Патрикеев вознес молитвы святому Трифону о помощи. А потом на месте, где по указанию святого нашелся сокол, выстроил Трифоновскую церковь. Легенду косвенно подтверждала фреска, выполненная на рубеже XVI–XVII в алтарной апсиде церкви: святой Трифон на коне и с соколом в руке (образ соответствует русско-православному каноническому изображению этого святого), а справа от него — одноглавая церковь. Оказалось, что князь Патрикеев — реальный исторический персонаж. Двоюродный брат Ивана III (которого тоже называли Грозным современники), Иван Юрьевич Патрикеев играл видную роль при дворе. Однако попал в опалу, чудом избежав смертной казни — вместо этого ему повелели уйти в Троице-Сергиев монастырь, дорога в который пролегает мимо села Напрудного.

Известно также, что к духовной грамоте Патрикеева, написанной в 1498 году, была привешена печать с изображением всадника с птицей на поднятой руке. Тем не менее «Тождественность необычного изображения на алтарной абсиде церкви и изображения на печати грамоты князя Патрикеева, приговоренного к смерти и "чудесно" оставшегося в живых, наконец, память о соколиных охотах у села Напрудного, стоявшего на "соколином пути", могли породить в более позднее время известную версию легенды, в которой переплелись правда и вымысел, а событие оказалось отнесенным к царствованию столь популярного в народной памяти Ивана IV. Во всяком случае, нам кажется пока малоосновательным привлечение легенды для определения даты сооружения храма, как это делали некоторые исследователи Трифоновской церкви», — писал архитектор-реставратор Л. А. Давид, занимавшийся восстановлением облика храма в 1947–1948 и 1953 годах. Добавим еще, что легенда не объясняет, почему Патрикеев возносил молитвы именно святому Трифону, а также каким образом князь мог построить церковь в царской слободе.

Л. А. Давид предложил датировать храм периодом между 1479 и 1492 годами. «Система кладки стен храма характерна для памятников владимиро-суздальской эпохи и ранней Москвы. Сочетание белого камня (основной стеновой материал) и кирпича (своды, барабан, арочные перекрытия и детали) роднит его с Успенским собором Фиораванти, давшего первый известный образец подобного строительного приема в Москве. Отсутствие металлических связей, вошедших в употребление в московской строительной практике также после творения Фиораванти, относит его к очень ранней эпохе. Горизонтальная тяга фасада, отделяющая трехлопастные завершения от низа стен и состоящая из ряда простых обломов, представляет собой своеобразный пояс, близкий по идее поясам ранне-московских храмов, а не трехчастным после-алевизовским антаблементам, имеющимся у всех однотипных храмов XVI века. По-видимому, алевизовская композиция или вовсе не была знакома зодчему Трифоновской церкви, или еще не была им достаточно усвоена. Если к этим датирующим моментам присоединить наличие надписи на южном фасаде с датой 1492 года, то нам представляется возможным предположительно отнести сооружение храма ко времени между годом завершения Успенского собора (1479) и 1492 годом — годом надписи на стене храма».

Что же за надпись? Еще в 1936 году П. Д. Барановский обнаружил на южном фасаде храма, примерно на уровне человеческого глаза, вырезанную надпись, расшифрованную позже как «Лета 7000 (1492 год — прим. «РД») преставися…».

Л. А. Давид посчитал, что надпись — мемориальная, сделанная на надгробной плите, попавшей в кладку храма. И может считаться «датирующим моментом» в истории постройки храма. По сей день на охранной доске церкви значится: «Памятник архитектуры. Церковь Трифона в Напрудном. 1492 г.». Однако во второй половине XX века трактовка Л. А. Давидом надписи на стене храма подверглась критике со стороны научного сообщества. Вл. В. Седов (в принципе принявший, исходя из архитектурных форм храма, датировку Л. А. Давида, немного сместив ее ближе к 1500 году) вполне логично полагал: «плита могла попасть в кладку много позже того времени, как на ней была проставлена дата».

В. В. Кавельмахер и С. С. Подъяпольский утверждали, что надпись является пробой шрифта, своего рода тренировкой, кладбищенских резчиков, а не эпитафией на надгробии. Их вывод подтверждает и анализ изучения могильных плит 1490-х годов, и натурные обследования. Так, в лицевой кладке храма есть еще надписи, сделанные в стиле, идентичном вышеуказанной надписи: «Лета 700», «Лета 700 пре», «Лета 7178 (1670 год — прим. «РД») преставися», причем некоторые граффити переходят с одного каменного блока на другой, что никак не похоже на связную эпитафию на могильной плите. Правда, вопрос, почему кладбищенские резчики (с большой вероятностью — жившие в XVII веке) тренировались в мастерстве на стенах храма, остается открытым.

Из-за неправомерной интерпретации надписи Л. А. Давидом В. В. Кавельмахер и С. С. Подъяпольский даже не допускали возможности датировки храма концом XV века, придерживаясь периода середины — второй половины XVI века. С. С. Подъяпольский был склонен считать зодчим храма Алевиза Нового. В 2008 году ушедший от нас этим летом историк архитектуры С. В. Заграевский (к слову, сын В. В. Кавельмахера) опубликовал работу «Архитектурная история церкви Трифона в Напрудном и происхождение крещатого свода». В рамках нашей статьи мы не сможем процитировать весь ход его рассуждений, приведем лишь выводы. А они таковы: наиболее вероятными зодчими церкви святого Трифона в Напрудном являются московские мастера времен Ивана III; эти же мастера великого князя изобрели такой феномен древнерусской архитектуры, как крещатый свод в центрической бесстолпной церкви и впервые применили его при возведении именно Трифоновского храма; церковь была построена во временном промежутке с середины 1470-х годов до середины 1480-х.

Тот храм, что мы видим сейчас, его облик, — результат большой работы советских реставраторов. Дело в том, что на протяжении XIX столетия храм постоянно достраивался с утратой первоначальных исторических архитектурных элементов, таких, например, как шлемовидная форма главы. В 1839 году появляется южный Никольский придел; в 1839-м — двухъярусная колокольня; в 1860-м — северный придел Филарета Милостивого. В 1890–1895 годах вместо пристроек середины века (их можно частично увидеть на фотографии из найденовского альбома 1882 года) по проекту архитекторов Зыковых, отца и сына, возводятся трехъярусная колокольня, новая трапезная в виде большого храма с куполом и двумя приделами (также Никольским и Филаретовским). В результате маленькая церковь мученика Трифона визуально превратилась в алтарную часть нового храма в «русском стиле».

Масштабная перестройка была предпринята в связи с тем, что возросло количество прихожан. В газетах того времени высказывались сожаления, что строители не сочли нужным отреставрировать древний храм. Новый храмовый комплекс, вмещающий до трех тысяч верующих, стал пользоваться большой популярностью, ежегодные храмовые службы в память святого Трифона проходили с большой торжественностью. (Еще в 1812 году митрополит Черногории передал императору Александру I часть мощей святого Трифона, которые были помещены в храмовую икону.)

Зимой 1910 года из-за расположенной неподалеку городской снеготаялки были затоплены подвалы храма, вода размыла фундамент его алтарной части, стены дали осадку, которая привела к появлению трещин. Комиссия по сохранению памятников Императорского московского археологического общества пришла к выводу о необходимости реставрации. Проект реставрационных работ выполнил известный московский архитектор Ф. О. Шехтель. Также Шехтель сделал проект часовни-сени над фреской с изображением святого Трифона. Однако в силу бюрократических проволочек реставрация не состоялась.

В 1920-х годах профессор Д. П. Сухов при одном из обследований обнаружил ряд древних элементов храма, позволяющих говорить о возможности полной реставрации древнего памятника. В 1927 году храм обследовал П. Д. Барановский, а вскоре профессор С. А. Торопов, сделав предварительную графическую реконструкцию, начал реставрировать цокольную часть южного фасада. Однако работы были прекращены. В 1930 году церковь закрыли. Храмовую икону с частицами мощей святого Трифона передали в соседнюю церковь Знамения в Переяславской слободе (2-й Крестовский переулок, дом 17), фреску с изображение святого с соколом сняли и отправили в Третьяковскую галерею.

В 1934 году Л. А. Давид по заданию Государственного исторического музея обследовал храм и разрабатывал проект его перенесения в Коломенское. Два года спустя под руководством П. Д. Барановского была удалена позднейшая, искажавшая памятник, четырехскатная кровля, разобраны надложенные в конце XVII века верхние угловые части здания и произведено исследование покрытия. Позже работа перешла в ведение музея Академии архитектуры, произведшего окончательное удаление поздней штукатурки внутри и снаружи здания, но не завершившего работ профилактической консервацией «раскрытого» памятника.

Осенью 1941 года Комиссия по охране памятников архитектуры Академии архитектуры СССР, руководимая профессором Д. П. Суховым, несмотря на тяготы военного времени, производила очередной защитный обмер древнего храма. После Великой Отечественной войны в 1947–1948 годах под руководством Л. А. Давида храму окончательно был возвращен исторический облик.

«Необходимо отметить, что реставрация Трифоновского храма в 1930–1940-х годах, хотя и являлась по современным меркам слишком радикальной (в плане полного и не вполне оправданного уничтожения пристроек XIX века), но отличалась высоким качеством. Единственное на сегодняшний день существенное уточнение было сделано С. С. Подъяпольским, показавшим, что барабан церкви первоначально не имел окон», — читаем у С. В. Заграевского.

Текст: Александра Шапиро