«Вы не сразу назовете мне зарубежный фонд с таким же уровнем открытости»

— Недавно в РНФ завершилась отчетная компания предыдущего, «ковидного» года. Было что-то необычное?

— Андрей Блинов: Во-первых, у нас завершилось две отчетных кампании. Фактически, первая отчетная кампания была в феврале с промежуточными отчетами по проектам. Вторая такая кампания была в марте, уже с итоговыми отчетами. Причем, если в рамках первой мы рассматривали почти полторы тысячи проектов, для их дальнейшего продления, то в рамках второй около тысячи. Я бы не сказал, что было что-то необычное. Для всех этот год оказался сложным, но фонд достаточно оперативно реагировал на все события, которые происходили. То есть в отчетную кампанию в 2021 году мы вступали уже подготовленными. Прямо с апреля прошлого года, когда эта ситуация с пандемией только началась, мы объявили «правила игры» — как поступать нашим грантополучателям. Нам удалось своевременно профинансировать проекты, не сдвинув никаких сроков, не изменив никаких требований. Понятно, что начали возникать угрозы невыполнения работ разного рода, например, отмены поездки на конференции, невозможность полевых работ. Фондом было принято решение, что как раз члены экспертных советов (которые являются учеными, там нет чиновников или людей далеких от науки) и оценят, насколько невыполнение плана исследований, если оно было, зависело от пандемии. В формах отчетов мы предусмотрели соответствующую возможность. Таким образом, фонд максимально встал на сторону грантополучателей с точки зрения того, как оценить их работу. Были сделаны и отдельные послабления, например, приняты решения касательно неприменения некоторых санкций. По нашим правилам, если руководитель отказывается от выполнения проекта, то попадает в так называемый черный список, и мы ограничиваем для него возможность участвовать в конкурсах Фонда в течение ближайших трех лет. В 2020 году фонд пошел на, что, если руководитель отказывается от выполнения проекта в силу объективных причин, связанных с пандемией, то эта санкция не применяется. Иностранцы, иногородние руководители проектов, которые отказались от проектов, не попали под нее.

Возвращаясь к отчетной кампании: она прошла достаточно ровно, без каких-то сбоев, без необычных вещей. У нас есть такой показатель, как досрочно прекращенные проекты. Если сравнивать отчетную кампанию 2019 и 2020 годов, то цифры вполне сопоставимые. В прошлом году в «зимнюю сессию» мы закрыли четыре проекта, в этом году пять. Есть второй показатель, неудовлетворительное выполнение проекта. В прошлом году по результатам 2019 года в это же время у нас было четыре признанные неудовлетворительными проекта, в этом году два. И это на тысячу завершенных проектов! То есть, цифры незначительные и они не отличаются от прошлого года.

Нельзя сказать, что с пандемией в фонде что-то сильно поменялось. Вместе тем, традиционно, экспертный совет по результатам отчетной сессии представил правлению Фонда свои предложения, по улучшению «качественных характеристик» нашей работы. Одним из предложений стало исключение из числа отчетных публикации типа «тезисы», скажем, тезисы докладов на конференциях - «meeting abstracts» в классификации WoS CC. Эксперты посчитали, что это не является сопоставимым с полноценными статьями и предложили правлению фонда рассмотреть вопрос исключения их из учета. Мы проанализировали данные 2020 года и получилось, что тезисов в отчетных публикациях в среднем не так уж и много – меньше 5%. Мы прислушались к рекомендации советов и в новых конкурсах перестанем засчитывать тезисы за публикации. Второй момент, технический. Экспертный совет выступил с предложением упростить некоторые формы подачи заявок. В частности — убрать некоторые англоязычные поля. Заполнение заявки на английском языке вызывает у ученых определенные сложности, поэтому, когда речь не идет о международной экспертизе заявки, Фонд может отказаться от части англоязычных полей. Что, собственно, уже и сделано в новых объявленных конкурсах, например, конкурсе малых отдельных научных групп.

— Возвращаясь к теме пандемии. Вы сказали, что ученые могли сообщить РНФ, что не сделали что-то из-за ковида. Можете ли вы оценить, как пандемия повлияла на качество работы научных коллективов, на выполнение проектов, публикационную активность?

— А.Б.: Этот вопрос был задан каждому эксперту, который рассматривал отчет. Мы спрашивали, повлияла ли негативно пандемия на выполнение проекта? Большинство ответов — нет. Дело в том, что фонд предоставляет достаточно широкие возможности руководителю проекта — он может определить, как будет проводить исследования, каков будет план работ. Да, все это озвучивается в заявке, но руководитель имеет право менять план в период реализации проекта, в пределах разумного, конечно. В том числе можно перенести часть запланированных работ на другой период реализации проекта. Например, если ученый не мог съездить на конференцию в 2020 году, он мог запланировать это сделать в 2021 году. Если он не смог провести эксперимент в 2020 году, мог перенести на 2021 году, если это позволит выполнить проект. Оценивает это экспертный совет. Да и по большей части грантополучатели сами отмечали, что ситуация не сильно повлияла. Именно на получение результатов по проектам. Конечно, это, что называется «в среднем», и в разных областях науки по-разному. Где-то были отменены полевые исследования, экспедиции, были проблемы с закупкой оборудования и материалов для лабораторных исследований. Но кто-то, наоборот, воспользовался локдауном, чтобы посвятить себя написанию статей или выполнению доступных работ.

— Александр Макаров: Вы знаете, у меня был доклад на совместном (созвоне в — Indicator.Ru) Zoom с немецким фондом DFG, обсуждалась ровно эта тема. Конечно, пандемия повлияла на реализацию проектов. Например, в моем институте (Институте молекулярной биологии им. В. А. Энгельгардта РАН, — Indicator.Ru) проводятся исследования мозга людей, больных Альцгеймером, то есть работа ведется с образцами мозга умерших. У нас были договоры с конкретными госпиталями, но во время пандемии все контакты с этими клиническими учреждениями были закрыты. Это, конечно, частный случай, но в нашей области почти все исследователи оказались в похожей ситуации. Второе, мы привыкли обмениваться образцами с зарубежными коллабораторами. Раньше этой проблемы не было: поехал на три дня в США или Европу, привез то, что нужно. Во время пандемии границы были закрыты и для нас, и для иностранных коллег. Ввезти или вывезти что-то стало невозможным. Но есть и другая сторона медали: во время локдауна в апреле-мае, здесь соглашусь с Андреем Николаевичем (Блиновым — Indicator.Ru), работа была очень плодотворной. Все закрыто, машин нет, город пустой, в институте, наверное, 20% народа, все они активно работают, им никто не мешает. Интересный момент, что на первую линию выдвинулись молодые ученые. Потому что все «65+» сидели дома, а работать надо, работа экспериментальная. Вот благодаря пандемии кто из наших молодых исследователей мог и хотел, тот себя и проявил.

— Касательно подготовки новых заявок во время пандемии, снизилось ли их качество, количество?

— А.Б.: Скажу сначала про количество. В этом году заявок поступило на 15% больше – это дополнительно примерно 400 штук. То есть да, количество увеличилось, но вряд ли это влияние пандемии, скорее какие-то цикличные закономерности. Относительно качества – оно точно не снизилось. Экспертный совет по результатам экспертизы даже рекомендовал поддержать большее количество заявок, чем было предусмотрено финансовым планом. Правление фонда пошло на это и приняло решение увеличить объем средств на этот конкурс. Как и всегда у нас в фонде, все рекомендации экспертного совета были приняты.

— Теперь к самой, наверное, животрепещущей теме — объединению с РФФИ. Расскажите, как проходит процесс, насколько новые конкурсы встроены в традиционную для РНФ линейку?

— А.Б.: Я, наверное, не буду оригинальным, если скажу, что «объединение» оно только в разговорном жанре, с юридической точки зрения его нет. Имеется в виду, что часть тех функций, которые выполнял РФФИ, теперь будет выполнять РНФ. То есть те грантовые конкурсы, которые были в РФФИ и себя зарекомендовали, о которых ученые часто говорили, будут продолжены в РНФ, конечно, с учетом особенностей РНФ. Средства, которые высвобождаются от прекращения конкурсной деятельности РФФИ, пойдут на поддержку новых проектов в рамках конкурсов РНФ, ровно на те же цели.

Что касается параметров новых конкурсов РНФ — это обсуждалось в экспертных советах фонда, также у нас были предложения общественных организаций, в частности, Общества научных работников. Аргументированные, конструктивные предложения. Вы правильно заметили, что новые формы должны быть встроены в ту систему принципов и правил, которая существует в РНФ. До сегодняшнего дня у нас существовала поддержка инициативных проектов в виде конкурса проектов отдельных научных групп — это коллектив до 10 человек, финансирование до 7 млн, срок выполнения три года с возможностью продления. Соответственно, вторую такую же форму поддержки у нас смысла делать нет. Мы взяли опыт РФФИ по его конкурсу «а» и адаптировали его под наши условия. Например, для нового конкурса сократили количество членов научного коллектива в проекте до четырех. Четыре и выше у нас допускается в рамках проектов отдельных научных групп, где предусмотрена большая финансовая поддержка. Небольшие проекты, по сути – проработка, подготовка более крупного проекта, выполняемые малыми коллективами за короткий срок – до двух лет. Также на новый конкурс распространяются и все наши системные решения – участие молодежи, ограничение по количеству проектов, в которых может участвовать ученый, предъявляются требования и к руководителям проектов — так называемый «входной барьер». Этот барьер вполне реалистичный — пять публикаций за последние пять лет, то есть одна публикация в год. Плюс учитывается квартильность — если человек опубликовал три публикации в Q1 мы приравняем их к пяти. У нас есть конкурс отдельных научных групп, который мы проводим с 2014 года, там, конечно, тоже есть требования по входному и по выходному билету. Если посмотреть наш отчет за 2020 год, там есть данные, что на конкурс приходят люди, у которых публикационная активность превышает входной барьер в среднем в два раза. А среди победителей даже больше, в три раза! То, что касается обязательных требований по публикациям по проекту — идет перевыполнение в среднем на одну публикацию – по данным анализа конкурса 2018 года. То есть в среднем при требовании восьми публикаций, наши грантополучатели подготовили девять публикаций в Web of Science Сore Сollection. Это, кстати, резерв для ситуации с тезисами: когда мы убираем 5% тезисов, это не сильно повлияет на результативность наших проектов.

Новый уже конкурс объявлен, Попечительский совет заложил на него деньги не меньше, а даже больше, чем планировали наши коллеги из РФФИ. Отмечу еще, что количество проектов в РНФ все же определяется не только по объему средств, которые выделены на конкурс, а зависит от количества хороших проектов. Когда мы видим, что по какому-то конкурсу проектов качественных больше, идет перераспределение. Правление фонда имеет возможность перераспределить средства на различные направления. Также будет продолжена и линейка региональных конкурсов РФФИ. Она несколько видоизменена, не будет отдельных конкурсов по каждому региону — будет один конкурс для всех регионов. Размер грантов по региональным конкурсам будет соответствовать «общим» конкурсам РНФ. Проекты будут направлены на решение конкретных задач социально-экономического развития регионов

Отмечу еще одно: конкурс «а», который был у РФФИ, его продолжение в РНФ не ограничивается только конкурсом малых групп. Вторая его составляющая – традиционный конкурс ОНГ (отдельных научных групп, – Indicator.Ru), который также направлен на поддержку инициативных проектов, к тому же более крупных и на более длительные срок – до пяти лет. Масштабы поддержки по этому конкурсу также будет увеличены.

Одна из особенностей РНФ заключается в том, что инструменты поддержки сбалансированы и скоординированы с друг другом. Я поясню на примере молодежной линейки, но это можно распространить и на остальные гранты. У нас есть конкурс постдоков. Чтобы войти в этот конкурс, молодой ученый должен защитить кандидатскую диссертацию, а по результатам защиты ему должно хватить количества публикаций, чтобы пройти наш квалификационный барьер. После того, как он успешно выполнит проект, у него еще прибавится публикаций, и что не менее важно – появится опыт самостоятельного выполнения проекта, организации и планирования исследований в рамках гранта. С этим количеством публикаций и навыков он уже сможет участвовать в конкурсе групп под руководством молодых ученых, а наличие опыта работы с Фондом увеличивает его шансы на победу. Закончив это проект, он сможет участвовать в ОНГ — и так далее. Сегодня у нас уже появляются траектории молодых ученых, которые переходят с одной ступеньки на другую.

— А. М.: РНФ своим появлением совершил революцию в научной жизни нашей страны, поскольку основан на принципиально новых правилах. Начну издалека, В 1990-х годах в России денег практически не было, зато был поток денег из-за рубежа. Вот все жалуются на 90-е, а я хочу сказать, что такого изобилия грантов и такого изобилия денег, которые можно тратить, как и когда угодно, раньше не было. И вот после стольких лет в России появился фонд, работающий по понятным правилам, и ученых они устраивают. При этом РФФИ никто не закрывает, гранты «а», которые реализуются учеными, остаются по 2022 год. У нас в Институте таких грантов 32. Но, если в прошлом году по тем грантам, которые выдавались в 2018 году оплата была всего лишь 700 тысяч, затем стала 1 млн., а в 2020 году — 1.1-1.2 млн. руб., все равно это деньги довольно странные… Я не хочу критиковать РФФИ, но мы уже привыкли к системе отчетности и индикаторов РНФ. Поэтому, то, что эта линейка теперь будет в РНФ, у нас в институте вызвало громадный энтузиазм.

Недавно у нас прошел ученый совет, по итогам которого стало понятно, что подача заявок в РНФ будет массовая. Причем для тех, кто уже имеет гранты «а» РФФИ, это замечательная возможность получить еще финансирование, но на другую тему. То есть средства РФФИ никто не отнимает, но еще 1.5 млн. руб. можно получить в РНФ. Еще раз отмечу, РФФИ продолжает выполнять все взятые на себя обязательства до 2024 года: финансировать проекты, рассматривать отчеты, проводить мониторинг.

— Несмотря на заботливые действия РНФ по отношению к ученым, говорят, вы получаете разные отзывы, комментарии от научного сообщества. Вы можете рассказать, как вы к этому фидбеку прислушиваетесь, как его обрабатываете?

— А.Б.: У нас есть налаженная система общения с нашими грантозаявителями, и в целом со всеми желающими. Есть инструменты, которые позволяют обратиться в Фонд через форму на нашем сайте. Любой грантозаявитель может представить возражения и на экспертизу. Обращение не приводит к отмене конкурса или пересмотру результатов, но инициирует рассмотрение экспертным советом качества работы эксперта. Что касается внешнего пространства в соцсетях, телеграме и пр. — мы, разумеется, ведем мониторинг, считываем настроения наших коллег-ученых. Я благодарен всем, кто обсуждает нашу деятельность, неважно в каком контексте. Всегда можно найти рациональное зерно. Вот, например, в этом году, в том числе и с учетом того, что тема активно обсуждалась общественностью, были подготовлены предложения попечительскому совету об уточнении ситуаций конфликта интересов при проведении экспертизы. Раньше, когда эксперт брал заявку себе в работу, он должен был просто подтвердить, что у него отсутствует конфликт интересов. Ситуация имела два решения – эксперт должен либо отказаться при наличии конфликта интересов, либо взять заявку на экспертизу при его отсутствии. Вместе с тем, как показал опыт и обсуждение на интернет-площадках, не всегда все так однозначно. Мы внесли изменения в наши нормативные документы, и теперь появилась возможность в отдельных случаях задекларировать наличие конфликта, подтвердив, что это не повлияет на объективность экспертизы, и тогда уже брать заявку в работу. Учитывая, что эта декларация будет доступна членам экспертного совета при рассмотрении заявок — это уже другой уровень открытости и ответственности наших экспертов.

Бывает, то что пишут в сети, и даже в СМИ, не всегда соответствует действительности, но у нас и не стоит задача ответить каждому, опровергнуть или внести ясность, это просто невозможно. У нас задача быть открытыми, чтобы у всех заинтересованных в нашей работе был равный доступ к информации о нашей деятельности. Если вы посмотрите уровень открытости РНФ, в чем-то мы на сегодняшний день превосходим даже зарубежные фонды. Та информация, которая предоставляется о деятельности aонда, о всей его «внутренней кухне», о том, как все устроено, о том, какие проекты поддержаны — я думаю вы не сразу назовете мне зарубежный фонд, с таким же уровнем открытости. По этому вопросу я бы хотел сделать небольшой анонс. Недавно мы запустили проект «Задай вопрос Фонду». Мы ожидаем, что на новые конкурсы придет новая аудитория, которая ранее не подавала заявки. Мы готовы ответить на вопросы – как устроена работа в РНФ? Как формируются экспертные советы, как отбираются эксперты, как проходит экспертиза, и тд. Да, это уже рассказывали, интервью про это есть, но мы даем возможность задать это так, как человек считает нужным. После этого попросим членов наших экспертных советов, тех кто это делает, ответить на эти вопросы. Будем рады всем желающим в нем участвовать.

— Вы говорили, что в РНФ работает 44 человека, а в РФФИ — около 200. Есть такое мнение, что мол, сейчас РНФ себе все заберет, а у них даже таких мощностей нет, всего несколько десятков человек работает. Чтобы проводить конкурсы, понадобится ли расширять штат или текущие ресурсы, или этого достаточно?

—А.Б.: Бывают разные подходы к организации процессов. Есть подходы, которые предусматривают активное участие сотрудников. Я вам приведу один пример. Немецкое научно-исследовательское сообщество. У них есть головной офис в Бонне, он состоит из более чем 800 человек. В 2014 году, когда в РНФ не было и 44 человек, и когда наша информационная система была только создана, большая часть автоматизации еще не была еще запущена, фонд обработал, провел экспертизу 12 тысяч заявок. И не нарушив правила: три эксперта, рассмотрение экспертными советами, заключение и т.д. На сегодняшний день у нас очень распределенная система и хорошая «поддержка» конкурсной деятельности за счет автоматизации многих процессов. Задача сотрудников – организовать процесс. Задача экспертных советов – провести содержательную экспертизу. Поэтому отвечая на Ваш вопрос, справимся ли мы, я считаю, что справимся, если понадобится — расширим штат, но с пониманием, на какую работу, какие задачи будут приняты люди. К слову, наши конкурсы разведены по времени и экспертным советам, новые региональные конкурсы, например, получат свой экспертный совет. Постоянно идет пополнение экспертной базы, в том числе через непрекращающийся открытый набор.

— А.М.: Кроме этого, секции экспертного совета по каждой области знания состоят из шести человек, но у них есть возможность на каждый конкурс привлекать дополнительных людей без права окончательного голоса, но с правом обсуждения. В том числе и коллег из других советов. Поскольку шести человек, конечно, не могут покрыть всю зону предлагаемых проектов, добавляют как правило еще одного-двух. Если на новые конкурсы поступит очень много заявок, я думаю, мы сможем привлечь еще большее количество дополнительных экспертов.

— А.Б.: Я добавлю еще один момент — мы активно осуществляем цифровизацию. Для того, чтобы экспертному совету работалось легче, мы стараемся рутинные вещи автоматизировать и максимально оцифровать процессы. У нас оцифрованы заявки, эксперты и результаты экспертизы. Оцифровка результатов экспертизы позволяет провести определенную обработку и выявить, например, какие-то выбросы в оценках. Это дополнительный материал для экспертного совета — когда у него есть инструменты работы с большими массивами в автоматическом режиме, это сущестенно упрощает работу. По просьбе экспертных советов мы даже придумали такую вещь как «кредитная история» руководителя. Мы можем посмотреть, какой у ученого был успех за это время, как человек взаимодействовал с РНФ, что обещал и что сделал. Если он имел грант – какие были публикации, если он не имел гранта – то с чем уже приходил в фонд. Повторюсь, задача сотрудников Фонда обеспечить экспертные советы информацией, необходимой для оценки заявок, и в удобном виде.

— А.М.: Это очень хорошо было видно по новому конкурсу генетических технологий, где при проведении экспертизы мы запрашивали у РНФ много дополнительной информации. Конкурс для фонда новый, и нам важно было узнать, нет ли пересечения тех, кто подал на него заявки, с теми, кто уже получил поддержку в рамках программы генетических центров. Эта информация, как правило, не очень доступна, но в нашем случае важна, поскольку двойное финансирование одного и того же исследования недопустимо. РНФ же предоставлял экспертному совету информацию не просто о руководителях, а даже об основных исполнителях: где они задействованы, в каких проектах работают. Фонд в этом смысле провел колоссальную работу, потому что действительно, видишь, вроде бы хорошая работа, начинаешь копать, а она уже где-то зафиксирована, и сотрудники еще где-то активно работают. Генетические центры, когда получили деньги, начали привлекать людей из других организаций, на частичной занятости. Вот разберись — человек из Казанского университета, а потом выясняется, что он работает в Эндокринологическом центре в Москве. В итоге, обладая фактологией было значительно проще принимать решения, отсекать те заявки, которые не проходили по этическим основаниям.

— Мы естественным образом перешли к генетической программе, вы даже почти ответили на мой следующий вопрос. Расскажите, как проходил отбор лабораторий?

— А. М.: Тут все было достаточно просто, поскольку существует программа генетических исследований. Она была принята два года назад и очень жестко детерминирована по четырем областям: биобезопасность, биомедицина, сельское хозяйство и промышленная микробиология. Внутри все «посвящено» генетическому редактированию: создание новых штаммов, создание новых хозяйственных растений, животных, попытки лечить людей. Дело в том, что эта технология возникла в США, в прошлом году за нее присудили Нобелевскую премию двум женщинам-ученым из Франции и США. Интересно, что была еще вторая крупная команда из Гарварда, которая даже раньше запатентовала технологию — до сих пор происходит патентный спор, поскольку это многомиллиардный бизнес. Все эти люди организовали свои фирмы, весьма успешные, с большим оборотом, но лицензия на такие патенты стоит десятки миллионов долларов, поэтому нам ставилось задачей сделать что-то свое. Этому, по сути, и посвящена программа. Конкурс РНФ строился на базе этой программы, в заявке нужно было прямо указать, какие пункты программы ты берешь себе в качестве выполнения, и что конкретно ты обещаешь выполнить. Несмотря на то, что задача была простой: берешь программу, выбираешь пункт и работаешь, люди в ряде заявок описывали текущую работу, не обещали сделать ничего нового.

Участие в конкурсе не предусматривало привлечение индустриального партнера, но мы считали, что будет плюсом, если он есть, и таких заявок было довольно много. В этом случае мы даже меньше смотрели на научную сторону работы — мы смотрели, выполняли ли они работу с компанией. Было около 80 заявок, мы могли поддержать до 15, но в итоге выделили 11. Причем, экспертный совет предполагал, что по сельскому хозяйству будет много работ: в итоге было 19 заявок, но после внимательного рассмотрения оказалось, что только в 4 из 19 было обещано использовать метод генетического редактирования, и только в одной уже был опыт применения этого метода. Мы поддержали ВИР имени Вавилова в Петербурге, они заложили около 10 сельскохозяйственных культур. Смогут ли они выполнить редактирование 10 культур? То же самое и вторая лаборатория по животноводству, это ВИЖ имени академика Эрнста, они тоже написали штук шесть или семь животных. Опять же, смогут — хорошо, не смогут — Фонд имеет право и замечание объявить, и прекратить финансирование. Еще одно направление, на которое возлагаются большие надежды, это промышленная микробиология. Здесь две сильных заявки: одна московская из ФИЦ Биотехнологии, мы считаем, что шансы у них очень хорошие. Вторая — это пущинская заявка, где будет делаться база для стероидных препаратов в медицине и фармпромышленности, тема весьма важная, и мы также считаем, что у них хорошее будущее. Остальные заявки были в основном по биомедицине, в том числе иммунотерапии рака, там прямого редактирования нет, но это, конечно, генетика. И интересно, что в этих семи заявках три руководителя из-за рубежа: один из Америки, бывший наш сотрудник, который будет работать в Сириусе, второй из Германии, у него лаборатория в МФТИ, третий очень интересный — японец 78 лет, но весьма активный в методах продвижения иммунотерапии, он первый получает разрешение на клиническое применение этих методов в Японии. В России он будет работать в Новосибирске. Тут три обстоятельства: во-первых, он хороший ученый, во-вторых, японцы долго живут, в-третьих, Новосибирск близко к Токио. Исходя из этого мы и решили их поддержать (смеется). Были и откровенно слабые заявки, прямо жалко было посылать их на рецензирование, они не стоили времени экспертов.

— А.Б.: Я бы про этот конкурс один момент добавил, чем он отличается от других. В этом конкурсе был широко задействован институт приглашенных экспертов, это как раз то, о чем Александр Александрович говорил, помимо того, что может не хватать экспертов, нужны же эксперты без конфликта интересов. То есть членов экспертного совета мы набираем не с другой планеты — это те же ученые, которые работают в тех же институтах и иногда по той же тематике. Поэтому, было принято решение, что те члены совета, которые имеют конфликт интересов, не участвуют в обсуждении. Были приглашены сторонние эксперты, они выполняли еще и роль внешних наблюдателей. Они увидели, как происходит процесс отбора в РНФ. Это очень важно, что именно институт внешних экспертов усилил экспертную базу и, с другой стороны, добавил открытости.

— Это первый такой опыт?

— А.Б.: Мы и раньше привлекали, но не так массово.

— А.М.: Было три секции — медицина, сельское хозяйство и биология, которые совместно заседали и одновременно рассматривали все заявки. Такого тоже раньше не было.

— Последний вопрос. Геномные исследования, неразрывно связанны с вопросами биоэтики, планируете ли вы как-то отслеживать, может какие-то нормативные документы, или создавать комитет по биоэтике?

— А.Б.: Мы как раз прорабатываем позицию фонда по биоэтике, создана специальная рабочая группа. Ее задача — подготовить документ, но не путем простого копирования или перевода иностранных аналогов. Мы проводим анализ ситуации в России: как у нас работают с животными, какие проблемы наиболее острые. Для нас тема получила развитие после запуска научпоп-проекта, связанного с лабораторными животными. Я думаю, до конца года мы эту работы завершим.