«"Политик" — плохое слово»

Нобелевская неделя на самом деле растягивается не только во времени, но и в пространстве. 9 декабря перед церемонией вручения премии некоторые члены Нобелевского фонда и лауреаты прежних лет прибывают во второй по величине город Швеции, Гетеборг, где происходит Нобелевский диалог — монологи и беседы на заданную тему. На его полях нам удалось поговорить с лауреатом Нобелевской премии по физиологии или медицине 2008 года, первооткрывательницей вируса иммунодефицита человека Франсуазой Барре-Синусси.

— Расскажите о начале вашего пути в науке? Известно, что вы интересовались ею еще в детстве, правда, тогда объектом вашего внимания были насекомые, а не вирусы…

— Я была очень молода, и меня интересовала жизнь как таковая. Когда я была ребенком, я еще не знала, что это означает. В старших классах я уже сознательно занималась науками о жизни и решилась поступить в университет на научную специальность. Это был трудный выбор для меня, потому что я выбирала между медицинским факультетом и научным университетом. Я выбрала науку — причем исходя из совершенно неправильных посылок. Мне почему-то показалось, что обучение в медицинском университете займет больше сил и времени.

— А как получилось, что от Life Sciences вообще вы перешли в микробиологию в целом и к вирусам в частности?

— Это получилось само собой. Когда пришла пора работать над магистерской диссертацией, я уже делала кое-что в лаборатории и эта лаборатория работала с вирусами. Если быть точной, с ретровирусами и их взаимосвязью с лейкемией и раком. Так я стала вирусологом, и в итоге мы пришли туда, куда пришли.

— Вы, наверное, были первым или вторым человеком, который увидел вирус иммунодефицита человека. К слову, первым или вторым?

— О, это очень сильно зависит от того, что вы подразумеваете под словом «увидел». Если мы говорим о картинке электронной микроскопии — нет. Это сделали люди, которые в этом специализируются.

Я была первым в мире человеком, который этот вирус детектировал, и первое «знакомство» состоялось не по электронной микроскопии, а по ферментативной активности специфической для ретровирусов обратной транскриптазы. Я сначала зарегистрировала активность обратной транскриптазы в клеточных культурах, а уже потом мы начали искать вирус при помощи электронного микроскопа.

— Что вы подумали, когда поняли, что нашли ВИЧ как причину СПИДа?

— Понимаете, то, что мы увидели активность обратной транскриптазы, то, что мы увидели вирус на электронной микрофотографии, еще не означало, что он является причиной заболевания. Это все не так просто.

— Я понимаю, но ведь был момент, когда вы уже были на 100% уверены?

— Не помню… Мы собирали свидетельства и дополнительные доказательства нашей гипотезы. Мы занимались этим почти год. Наверное, переломным моментом были две вещи. Во-первых, когда мы поняли, что в крови больного СПИДом есть антитела, которых нет в крови у больных ни одной болезнью, которая со СПИДом ассоциирована. А во-вторых, случай, когда больной СПИДом человек стал донором крови и реципиент тоже заболел СПИДом. То есть они оба оказались инфицированы одним вирусом. Это было очень сильное доказательство. Картинка сложилась в конце 1983 года.

— С тех пор вирус иммунодефицита человека, наверное, самый изученный вирус в мире, мы знаем его структуру поатомно. Как вы думаете, почему некоторые люди — от «простых» людей до некоторых нобелевских лауреатов — все еще отрицают его существование?

— Да, такие люди существуют. Но они, мне кажется, очень редки. Я не много таких людей знаю.

— Скажите, вам доводилось лично говорить с Кэри Муллисом (нобелевский лауреат по химии 1993 года, отрицавший связь между ВИЧ и СПИДом, скончался в 2019 году — прим. Indicator.Ru), пытаться убедить его?

— Ммм, нет. И вот почему. Я думаю, что все, что я могла ему сказать, я опубликовала в своих статьях. И мне не очень хочется тратить еще время впустую, забрав его у пациентов, некоторые из которых умирают.

— Сейчас вы не только ученый, но и политик в области ВИЧ/СПИДа…

— Нет, не политик, это плохое слово. Пусть будет пропагандист и поборник ("advocate" — достаточно многозначное и не имеющего точного аналога в русском языке слово — прим. Indicator.Ru).

— Так кто вы сейчас больше, ученый или advocate?

— Сейчас я официально в отставке как ученый.

— «Официально»?

— Да, у меня уже нет лаборатории, во Франции с этим строго, и я в отставке уже четыре года. Поэтому мое время большей частью уходит на пропаганду борьбы с ВИЧ, еще я вхожу в несколько научных комитетов, несколько грантовых комитетов, а также в несколько международных советов в университетах. Защита пациентов с ВИЧ — это очень важная часть моей активности сейчас. Я стараюсь быть голосом пациентов с ВИЧ во всем мире.

— Вы знаете о СПИДе очень много. Скажите, что, по-вашему, должны делать ученые и простые люди, чтобы закончить эпидемию ВИЧ, чтобы победить это заболевание окончательно?

— Список того, что мы должны сделать, очень велик. Часть из этих дел должны сделать ученые — это, в первую очередь, вакцина и лечение. Или если не полное излечение, то способ полностью контролировать, подавлять вирус после курса терапии (вы знаете, что сейчас антиретровирусная терапия должна продолжаться пожизненно). Кроме этого, должен быть свободный доступ для всех для тестирования на ВИЧ, для средств предотвращения заболевания и для лечения ВИЧ. Это очень важно, потому что во многих странах от 25 до 50% инфицированных не знают о своем статусе — вы из России, вы прекрасно знаете, какая у вас с этим ситуация.

Также мы должны бороться со страхом диагностики, со стигматизацией и дискриминацией больных с ВИЧ. Эти вещи, репрессивная политика в отношении таких людей, репрессивные законы и отношение здоровых людей к инфицированным — это огромные барьеры на пути победы над ВИЧ.

— Спасибо вам огромное за то, что вы сделали, и еще больше за то, что вы делаете!

— Спасибо и вам за то, что пишете об этом. Это очень важно.

Понравился материал? Добавьте Indicator.Ru в «Мои источники» Яндекс.Новостей и читайте нас чаще.

Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.