«Многие профессии и специальности исчезают»: что происходит с образованием в России
Среднее профессиональное образование молодеет, читательская грамотность молодых россиян растет, а многие студенты еще при поступлении не планируют работать по специальности. Сотрудники Центра статистики и мониторинга образования Института статистических исследований и экономики знаний (ИСИЭЗ) Высшей школы экономики (НИУ ВШЭ) рассказали Indicator.Ru о последних тенденциях развития российского образования.
— Расскажите, пожалуйста, чем занимается ваш Центр?
Николай Шугаль, заместитель директора Центра статистики и мониторинга образования ИСИЭЗ НИУ ВШЭ: Центр статистики и мониторинга образования аккумулирует разную, прежде всего статистическую информацию о текущем состоянии и развитии национальной системы образования, разрабатывает статистический инструментарий, совместно с Росстатом и Минобрнауки России выпускает официальные статистические сборники серии «Индикаторы образования».
Начиная с 2002 года Центр координирует мониторинг экономики образования — масштабный и, пожалуй, уникальный проект НИУ ВШЭ, в котором участвуют несколько подразделений университета, включая наш институт. Проект направлен на сбор и анализ социологической информации об основных уровнях системы образования — от дошкольного до среднего профессионального и высшего. В рамках мониторинга мы отслеживаем динамику и ключевые тренды в системе образования, ее взаимосвязь с рынком труда, исследуем кадровый дефицит, мотивации, стратегии, поведение поставщиков и потребителей образовательных услуг. Базой источников мониторинга служат количественные опросы, их дополняют качественные социологические обследования (глубинные интервью, фокус-группы).
— И какие наиболее яркие изменения можно отследить в образовательных тенденциях за последнее десятилетие?
Шугаль: За десять лет заметно помолодело среднее профессиональное образование (СПО). Как известно, на программы СПО поступают на базе или девяти, или одиннадцати классов. И если в 2000 году среди принятых на программы подготовки специалистов среднего звена большинство составляли те, кто закончил среднюю школу, то сейчас доля зачисленных после девятого класса составляет две трети. Для техникумов и колледжей это определенный вызов, поскольку теперь они в массовом порядке вынуждены обучать не только по своим профильным программам, но и по программе среднего общего образования.
Существуют разные объяснения сложившейся тенденции. По одной гипотезе, такая стратегия позволяет избежать ЕГЭ — с дипломом колледжа можно поступить в вуз. Как показывает наш мониторинг, почти треть (около 28%) выпускников СПО сразу идут в вузы. Многие имеют такой настрой еще при поступлении в колледж и зачастую планируют учиться в вузе на заочной форме.
— То есть можно спрогнозировать увеличение числа абитуриентов колледжей в ближайшие пять лет?
Шугаль: Сейчас наблюдается демографический спад среди тех, кто поступает на программы профессионального образования, так что в абсолютных значениях существенных всплесков в ближайшие годы не будет. Что же до предпочтений, то их прогнозировать сложно.
Популярность программ высшего образования, в том числе после получения СПО, в России сохраняется уже долгое время. С одной стороны, это хорошо: поддерживается непрерывность образования. С другой — вузовские программы существенно отличаются от программ колледжей, и то, что СПО является промежуточной образовательной ступенью, — тенденция скорее негативная с учетом имеющегося дефицита квалифицированных рабочих и специалистов среднего звена.
Чтобы работать на заводе на высокотехнологичных станках, не нужно заканчивать высшую школу, зато нужно качественное среднее профессиональное образование.
Ольга Озерова, заведующая отделом статистики образования ИСИЭЗ НИУ ВШЭ: Кроме того, есть такое понятие, как фиксация — когда человек достигает определенного уровня образования. По данным переписей населения, проводимых Росстатом, в возрастной группе 25—64 лет больше тех, кто получил высшее образование и среднее профессиональное образование по программам подготовки специалистов среднего звена. Причем доля первых растет, а последних несколько снижается. А вот доля получивших среднее профессиональное образование по программам подготовки квалифицированных рабочих очень мала и имеет тенденцию к снижению.
Шугаль: Еще одно наблюдение касается предпочтений при выборе очной или заочной форм высшего образования. Очное обучение хорошо укладывается в когорту 17—24 лет. Люди старше 30, получающие высшее образование, почти во всех случаях выбирают заочную форму. Их в России достаточно много — более трети от всех, кто учится в вузах.
— Возвращаясь к вопросу о непрерывном образовании, как вам кажется, почему Россия по сравнению с другими странами занимает достаточно невысокое положение?
Наталья Бондаренко, заведующая отделом мониторинга экономики образования ИСИЭЗ НИУ ВШЭ: Мы сравнивали опросы взрослого населения (в возрасте от 25 до 65 лет), проведенные Евростатом, и отечественные исследования с использованием похожей методологии. Сразу оговорюсь, что страновые сопоставления по показателю участия населения в непрерывном образовании имеют существенные ограничения (и в этом сходятся все эксперты), ввиду того что содержание одних и тех же терминов сильно варьируется из-за культурных особенностей и различий образовательных систем.
Известен образовательный феномен Скандинавских стран или пример государств Восточной Европы. Я бы полагалась на средний показатель по странам ЕС, который где-то в два-три раза выше, чем у России. Это, очевидно, отражает состояние рынков труда и темпы их обновления. Европейский рынок требует более конкурентоспособную рабочую силу, и соответственно, среднему европейцу ограничиться одним дипломом в своей жизни давно уже невозможно.
Потребность в непрерывном обновлении знаний как тренд проявляется во всем мире. В России скорость обновления знаний у взрослого населения страны, судя по показателям участия в непрерывном образовании, рассмотренным в новом сборнике, в среднем пока ниже, чем в европейских странах. Это не значит, что все россияне после получения формального образования прекращают обновлять знания.
Разные социально-демографические группы по-разному участвуют в непрерывном образовании. Молодежь определенно более активно реализует эту возможность. Охотнее всего в непрерывном образовании участвуют 25—40-летние работники, но тут надо помнить, что и работодатели больше вкладывают в подготовку именно этой возрастной категории. Меньше всего готовы продолжать учебу люди в предпенсионном и пенсионном возрасте. Такая тенденция характерна для многих стран. Снижение участия в обучении и обновлении знаний с возрастом прямо коррелирует со снижением социальной, экономической активности, интереса к саморазвитию.
Но в России по сравнению с ЕС ситуацию усугубляют социальные и культурные особенности. В Европе уже несколько десятилетий продвигают идею активной старости, вовлечения пожилых людей в различные виды социальной и культурной деятельности через организацию мастер-классов, лекций, выставок, прочих просветительских и благотворительных мероприятий, через их участие в деятельности местных сообществ, общин.
В России переход в пенсионный возраст ощущается драматичнее, чем в Европе: пожилые люди у нас сильнее ограничены в предоставляемых им возможностях и дальнейшего образования, и в целом в повседневной жизни, порой даже социально изолированы рамками своей возрастной группы. Когда знания и навыки человека перестают быть востребованы, его мотивация и потребность учиться новому, заниматься саморазвитием тоже снижаются.
В своем исследовании мы задавали людям вопрос о том, почему они не участвуют в непрерывном образовании, и респонденты чаще всего, независимо от возраста, отвечали: «Нет потребности», «Мне хватает знаний для своего профессионального и общего развития».
В России тоже очень важно развивать непрерывное образование и более активно вовлекать в него взрослое население. Это не следование новомодному тренду из Европы. Участие всех категорий населения в непрерывном образовании создаст позитивные мультиэффекты и придаст импульс к развитию всей национальной экономики.
Европейские коллеги как-то оценивали эффекты от непрерывного, причем «свободного», образования, когда люди обновляют знания, не получая при этом «корочку», некие формальные документы. Эффекты проявились в широком спектре, затрагивая как профессиональную сферу, так и личную (mental wellbeing): рост экономической эффективности и заработков, наращивание социального капитала, повышение самооценки и самоуважения. Более того, непрерывное образование укрепляло связи между поколениями и способствовало более активному участию родителей в освоении знаний подрастающими детьми.
Люди, участвующие в непрерывном образовании, на вопрос о готовности его продолжать, отвечали зачастую положительно, то есть данная практика сама по себе является мотивирующим фактором. В этом европейском исследовании также выявили наибольший позитивный эффект от участия в непрерывном образовании у тех людей, которые изначально имели невысокий уровень формального образования.
— В статистическом сборнике упоминались такие показатели, как читательская грамотность и математическая грамотность. В чем суть этих понятий?
Озерова: Математическая грамотность — это способность человека определять и понимать роль математики в окружающем мире, то есть использовать математическую информацию для решения широкого круга жизненных задач. Читательская грамотность — это способность оценивать и применять письменные тексты для участия в социальной жизни. Еще выделяют естественнонаучную грамотность — способность осваивать и использовать естественнонаучные знания для постановки вопросов о мире, получения о нем новых знаний. Эта терминология применяется в международных исследованиях, в частности в международной программе по оцениванию образовательных достижений учащихся (PISA), реализуемой Организацией экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Итоги исследований PISA показывают, что читательская грамотность 15-летних российских учащихся росла в последние несколько лет; мы сравнили ее со средним баллом ОЭСР, и наш результат оказался даже выше. Такая же ситуация с математической грамотностью. Для естественнонаучной характерен более ровный тренд, но на уровне стран ОЭСР мы не выглядим плохо.
В полной мере оценивать состояние и динамику развития национальных систем образования это международное исследование не позволяет: на результаты тестов влияют разные факторы, в том числе социальные, также сказывается специфика систем образования стран. Например, наши школьники, успешно справляясь со сложными задачами по математике, могут замешкаться при заполнении тестов, если их содержание существенно отличается от требований наших образовательных стандартов.
— А проводились ли аналогичные исследования в России в региональном разрезе?
Шугаль: Международные исследования, как правило, предлагают только страновые сопоставления, в региональном разрезе показатели не охватываются. Но есть национальные исследования, в которых изучается региональный аспект. Например, Росстат проводит исследование рабочей силы, которое отражает такие ключевые показатели, как уровень занятости, безработицы и т. п.
— В сборнике поднимался вопрос финансирования образования, и было сказано, что государственные расходы на образование снизились. Как это можно объяснить?
Шугаль: Ключевой ответ — экономический кризис. Сегодня бюджетные ассигнования по многим направлениям снижаются, в том числе при секвестировании бюджета. Это, конечно, не значит, что образование перестало быть важным, или что наш нынешний уровень не требует дальнейшего развития.
— С чем связан низкий процент трудоустройства людей по специальности? И ожидаются ли какие-то перемены в будущем?
Шугаль: Нет четких критериев понятия «работа по специальности», есть разные его трактовки. Применительно же к нашей ситуации, в определенных секторах, которые находятся не в самом лучшем положении, сложно сохранить или найти работу, и людям приходится как-то перестраиваться, переучиваться. Но более серьезные опасения у меня вызывает то, что еще на старте обучения многие не настроены работать по специальности, например, те, кто идут в колледжи на массовые профессии и специальности. Это означает, что затраты на образование этих людей не вполне оправданны, и я вижу проблему в этом.
Бондаренко: С одной стороны, соглашусь с Николаем, что когда студенты не планируют работать по специальности, то средства на их обучение в какой-то мере используются неэффективно. С другой, сейчас внедряется модульная система обучения, ориентированная не на узкую область подготовки, а на более широкие направления, чтобы выпускники в дальнейшем могли выбирать работу и в смежных областях.
В актуальных федеральных государственных образовательных стандартах (ФГОС) заложено требование к развитию у студентов не только профессиональных, но и универсальных навыков: адаптируемости, умения формировать общий кругозор и набирать универсальную базу знаний. Все это следствие перемен в глобальной экономике, в частности, сокращения циклов обновления технологий, и серьезных трансформаций в национальной. Многие профессии и специальности исчезают, возникает спрос на новые. Неудивительно, что значительная часть взрослого населения работает не по полученной в вузе, техникуме или училище специальности.
Такая тенденция наблюдается не только на российском рынке труда: в странах с развитой экономикой по специальности работает около половины занятого населения, а другая — пересматривает свою трудовую траекторию, что и формирует потребность в непрерывном образовании.
— А с чем связан тот факт, что высшее образование начиная с 2000 года в относительных значениях получает больше женщин, чем мужчин? Идут ли мужчины получить образование по рабочим специальностям?
Озерова: Действительно многие мужчины задерживаются на уровне среднего профессионального образования, хотя теоретически должны быть больше заинтересованы в получении высшего образования, если не хотят служить в армии. Среди студентов вузов женщин больше и в абсолютном значении, но на рынок труда их, естественно, доходит меньше. Вопрос о стратегиях мужчин и женщин в сфере высшего образования требует отдельного исследования.
— В гендерном разрезе также очевиден перевес в сторону преподавательского состава женского пола. Это сейчас остается проблемой?
Озерова: Исторически так сложилось в нашей системе школьного образования, что учитель — чисто женская профессия, мужчины-педагоги встречаются только на определенных должностях. Вероятной причиной является относительно низкий в нашей стране престиж данной профессии. Такая тенденция достаточно стабильна еще со времен Советского Союза, и я не думаю, что в педагогику будут очень активно внедряться мужчины. Но привлекать их в эту профессию, конечно, надо, хотя бы потому чтобы не было в ней дисбаланса.
Шугаль: Гендерный аспект — не самый главный. Возраст, на мой взгляд, имеет гораздо большее значение. Я с уважением отношусь к учителям с высоким стажем, но надо понимать, что в сфере образования чрезвычайно важен баланс поколений. Преподавательский корпус, особенно в школах, сильно смещен в сторону старшей возрастной категории, и необходимо обеспечить им достойную смену в будущем.
Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.