Химическая наука давно переросла «традиционное» представление о разноцветных жидкостях и исследованиях в одной тесной лаборатории — теперь ведутся крупномасштабные высокотехнологичные исследования. О том, в каком направлении движется современная химия, что помогает нести свет знаний в широкие массы, а также как сочетать руководство факультетом с успешной научной деятельностью, в интервью Indicator.Ru рассказал новый декан химического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, профессор Степан Калмыков Химическая наука давно переросла «традиционное» представление о разноцветных жидкостях и исследованиях в одной тесной лаборатории — теперь ведутся крупномасштабные высокотехнологичные исследования. О том, в каком направлении движется современная химия, что помогает нести свет знаний в широкие массы, а также как сочетать руководство факультетом с успешной научной деятельностью, в интервью Indicator.Ru рассказал новый декан химического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, профессор Степан Калмыков. — Расскажите, пожалуйста, какие направления в современной химии считаются наиболее перспективными? Как они развиваются на химическом факультете МГУ? — Если говорить о современной химической науке вообще, могу отметить, что она стала точной и междисциплинарной. Все процессы активно математизируются, реакции описываются точными цифрами, а химическая лаборатория и оборудование мало соответствуют школьному представлению о сливании цветных растворов, бурлении и выделении газа. Междисциплинарность заключается в связи с множеством других наук, и это проявляется во всех наших работах. Важнейшим направлением является медицина. Любая ее задача начинается с химии, ведь в основе любого препарата лежит некая молекула или вещество, которые нужно выделить или синтезировать, исследовать их свойства. Другое направление — энергетика, все, что связано с источниками тока, различными аккумуляторами. Отдельное направление — ядерная энергетика. Это огромный пласт работ, разных по своей природе и сути, связанных с науками о материалах, с классической химией, физикой и другими науками. Еще одно направление — конструкционные и композитные материалы, из которых сделано абсолютно все, что мы видим вокруг нас и чем пользуемся в обыденной жизни. Так что популярная фраза «все сплошная химия» абсолютно правдива. Кроме того, очень важна нефтехимия. Глубокая переработка нефти, в частности тяжелокипящих фракций, позволяет получать огромное количество веществ, в том числе полимерных, находящих широкое применение в производстве и быту. Тут на первый план выходят исследования, связанные с катализом. Это ставит перед исследователями важные задачи и отличает современную экономику от чисто сырьевой, когда речь идет исключительно о поставке исходных материалов или их простой переработке. Кроме этих направлений, можно сформулировать еще несколько: природоподобные технологии, связанные с медициной и охраной окружающей среды, задача утилизации опасных отходов производств и многое другое. Невозможно представить современную науку без математической химии: методы квантовой химии и использование нейронных сетей (методы машинного обучения) позволяют прогнозировать протекание химических реакций, свойства и поведение новых соединений, что существенно экономит время и затраты экспериментаторов. Химический факультет является очень конкурентоспособной организацией, потому что компетенции имеются во всех основных областях современной химии. Я даже не могу назвать ни одного большого серьезного направления, где бы в той или иной степени мы не играли важной роли. — С какими российскими вузами сотрудничают лаборатории факультета? — Проще перечислить организации, с которыми мы не сотрудничаем. Есть огромный пул институтов РАН по направлению химии и наук о материалах, биологии, физиологии и медицины. Это множество больших и маленьких, региональных и федеральных вузов, с которыми у нас очень хорошие и интересные взаимоотношения. Мы обмениваемся студентами, ведем совместные дипломные работы, имеем общие гранты, контракты и проекты. Например, сейчас есть один очень серьезный многомиллионный проект по катализу и нефтехимии, которым руководит ректор МГУ, академик Виктор Антонович Садовничий и который выполняется на химическом факультете. Кроме нас, в этом участвует несколько крупных институтов и химических компаний. Проект финансируется Министерством образования и науки и имеет выход на конкретный коммерческий продукт и конкретную коммерческую технологию. Подобных примеров достаточно много, но этот на данный момент один из наиболее масштабных.— Каков опыт международного сотрудничества? Особенно интересно узнать, как складываются отношения в свете настоящей политической обстановки и санкций. — Очевидно, ослабли все отношения с США. С обеих сторон усложнены визовые процедуры; среди оставшихся в американском посольстве наших дипломатов нет ни одного, кто курировал бы науку. Все это очень печально, и роль науки здесь состоит в том, чтобы сохранить и без того замороженные взаимоотношения хотя бы на минимальном уровне. Как со стороны США, так и со стороны России ставится задача поддержания научной дипломатии: необходимо дать ученым возможность обсуждать вопросы и темы, которые не могут сейчас быть затронуты на уровне политических деятелей. С другой стороны, у нас очень активное сотрудничество с Европой и Азией. Так, в начале года подписано четыре контракта с японскими вузами об обмене студентами. Также мы сотрудничаем с крупными исследовательскими центрами и институтами в Германии, среди которых члены ассоциации Гельмгольца. Тесное сотрудничество есть с французским центром синхронного излучения в Гренобле, в котором Россия имеет 6% акций и, соответственно, право на места в совете директоров и, главное, на время для работы за приборами. Опять же в Германии в ближайшее время начнется взаимодействие в рамках международного проекта XFEL по созданию самого крупного в мире лазера на свободных электронах; здесь у России 25% процентов акций, что позволяет отечественным ученым формировать научную программу.— Как складывается судьба выпускников? В какие области они чаще всего идут дальше? Много ли людей уходят из специальности? — У меня есть конкретные цифры по результатам опроса наших выпускников последних четырех лет. Выборка неплохая, ответила примерно треть окончивших специалитет. Чуть больше половины поступили в аспирантуру, 66% из них — в МГУ, 17% — в другие российские вузы, примерно столько же — в зарубежные. То есть многие, попав в МГУ, с трудом режут эту пуповину, остаются здесь как аспиранты, а потом уже как сотрудники. Некоторые выпускники пошли работать, таких 42% от общего числа. Абсолютное большинство остается в России (92%), из них трудоустроены в компаниях, связанных с наукой и производством по профилю диплома, 27%, не по профилю диплома, но связанных с химией — 25%. Суммарно по меньшей мере половина так или иначе следует направлению факультета, еще около четверти не связаны с химией, производством и наукой. Думаю, цифры довольно неплохие. Наши выпускники востребованы и при желании могут получить высокооплачиваемую хорошую работу. Могу сказать по опыту своему и своих знакомых: человек, окончивший наш факультет (и МГУ вообще), должен сильно постараться, чтобы никак не реализовать себя в будущем.— Каковы функции у попечительского совета факультета? — Он сейчас только формируется, и речь идет о двух важнейших аспектах. Во-первых, это помощь факультету в плане обустройства и ремонта помещений при спонсировании нашими выпускниками — главами крупных компаний. Их не много, но они есть. Во-вторых, это показ абитуриентам «историй успеха», наглядно демонстрирующих, что люди, хорошо учившиеся на факультете, с тренированными мозгами, ставшие умными, востребованы и получают хорошие позиции и деньги. И сейчас я говорю о творческой работе, которая действительно приносит удовольствие, о деле, которое любишь. — Ведется ли на факультете систематическая работа по популяризации исследований? — Да, но мне, откровенно говоря, хотелось бы усилить это направление. В первую очередь мы работаем со школами. У нас есть канал на Youtube для школьников и учителей, посвященный не только тому, что нужно для поступления, но и популяризации разных интересных вещей. Для этого ведутся записи лекций ведущих профессоров, заведующих кафедрами и лабораториями, а потом материалы поступают в открытый доступ. Важнейшая работа направлена на агитацию заинтересованных школьников идти не просто на химфак МГУ, но в науку и в естественнонаучные вузы вообще. Как-никак именно они будут формировать контуры будущего. Участие в жизни школ также состоит в проведении лекций (я сам на общественных началах раз в пару месяцев что-то в какой-нибудь школе читаю), «академических суббот», экскурсий по лабораториям. Наконец, наша популяризаторская деятельность проявляется и в виде выступлений в СМИ. На факультете есть сильные, хорошие лекторы, способные объяснить самые сложные темы понятным и доступным языком. Одно дело рассказывать доклад на конференции специалистам, но совсем другое — простым людям, которые смотрят по телевизору, например, цикл Наука 2.0 или передачу по Пятому «Истории из будущего». Очень хорошая передача, я сам в ней дважды снимался. Но здесь есть серьезная проблема: зачастую все, что касается науки, не попадает в прайм-тайм — это время занято программами совсем иного толка…. В итоге выпуск посмотрят постоянные зрители, которые знают о том, что, например, замечательные «Истории из будущего» идут довольно рано утром по выходным. Остальные же этого просто-напросто не увидят. Здесь должна быть, не побоюсь этого слова, какая-то государственная политика в области цензурирования. Рейтинги тоже во многом определяют возможности распространения знаний среди больших аудиторий. — Расскажите о направлении своих исследований? Много ли времени удается уделять науке и удается ли? Как вы считаете, должен ли декан факультета заниматься наукой, или теперь его главные обязанности административные? — Пожалуй, начну с конца. Декан факультета обязательно должен заниматься научной деятельностью, он должен жить факультетом, выстраивать научную политику, понимать и развивать современные направления, а не просто разбирать бумажки и быть менеджером. На мой взгляд, это глупость. Тем более что в любой современной лаборатории для такой работы есть специальный человек. Слава богу, в Университете нет такого, что управленец сам не понимает, чем он в конце концов управляет! Что же касается моих научных интересов, от них я не ухожу, хотя времени на это практически не остается. Приходится иногда заниматься своей исследовательской работой в выходные дни, и по будням я прихожу рано и ухожу поздно. В реальности административных дел очень много, и найти время на занятия наукой не так просто. Недостаточно прочитать в транспорте какую-нибудь статью, нет! Наука требует погружения. В таких ситуациях хорошо иметь свою научную школу: периодически собираешь семинары, узнаешь, что происходит, какие эксперименты ведутся. Это очень важно, поскольку не дает оторваться от «научной земли». Еще необходимо участвовать в различных мероприятиях, чтобы оставаться «в тренде»… Но, конечно же, не в ущерб обязанностям декана и руководителя.Если же говорить более конкретно, мои научные интересы связаны с радиохимией, то есть со всем тем, что радиоактивно. Здесь очень много интересных направлений, которыми я в той или иной степени занимаюсь. Во-первых, это современные технологии ядерного топливного цикла: энергетика, безопасность, обращение с отходами, поведение радионуклидов в окружающей среде и так далее. Казалось бы, направление довольно технологическое, однако применительно к нему хорошо работает основная парадигма наших дней: «Наука не может делаться в одной лаборатории». Например, в нашем проекте для Росатома по фракционированию радиоактивных отходов участвовали специалисты самых разных областей (квантовая химия, органический синтез, радиохимия и прочее) — большая цепочка направлений, призванная довести наш продукт до стадии коммерциализации и внедрения. Во-вторых, мне интересна ядерная медицина. Речь идет о диагностике и терапии многих социально значимых недугов: онкологий, болезни Паркинсона, сердечно-сосудистых заболеваний. Если у нас есть некая биологическая молекула, специфичная к той или иной патологии (например, накапливается в раковых клетках), то мы можем химически привязать к ней радионуклид и отследить его за счет излучения методом томографии. Так можно определить, есть ли у человека заболевание, каких масштабов, а после лечения зафиксировать наличие рецидивов. Такой подход работает и для сердечно-сосудистых заболеваний. Хороший пример, который развивается в нашей стране в Институте ядерных исследований и независимо в Курчатовском институте, — это использование рубидия-82 с периодом полураспада две с половиной минуты, и за столь короткое время можно провести диагностику практически всех сердечно-сосудистых патологий. Ядерная медицина уже стала рутинной частью диагностики в крупных центрах, терапия же только развивается. С точки зрения науки есть возможность увеличить количество распознаваемых заболеваний, повысить точность диагноза, уменьшить дозу радиоактивного препарата. Еще интересно и важно разработать методики локальной лучевой терапии: использование мощного, но распространяющегося на короткие расстояния альфа-излучателя позволит значительно снизить пагубное влияние такой процедуры на организм. Давно известно, что пациенты после лучевой терапии шейно-головного отдела страдают от серьезных нарушений работы мозга (от потери памяти до утраты способности восприятия). Думаю, с локальным подходом такого происходить не будет. Конечно, все равно есть свои побочные эффекты, которые, впрочем, снижаются при варьировании характеристик препарата. И здесь снова проявляется междисциплинарность, поскольку необходимы знания и опыт многих наук: инженерных, химических, физических и биологических. Разработка препарата занимает много времени и сил, но жизнь, к сожалению, такова, что лишь малая часть препаратов выходит на коммерческий уровень. В-третьих, окружающая среда, а именно вывод из эксплуатации так называемого ядерного наследия — старых заводов и реакторов. В этом мы активно сотрудничаем с Росатомом, разрабатывая быстрые, технологичные, эффективные и недорогие технологии с дальним горизонтом планирования. В-четвертых, радиохимические методы и подходы используются в различных смежных отраслях, начиная с радиоуглеродного датирования и социогуманитарных исследований и заканчивая космосом и климатом. Еще она помогает в изучении и разработке новых материалов и является своего рода сырьевым придатком для материаловедов, физхимиков, нефтехимиков и других. Пожалуй, это основные меганаправления, с которыми связаны мои научные интересы. — Летом на вашем факультете состоится научная конференция по безопасности в области атомной энергетики, которую МГУ уже не первый год проводит вместе с МАгАтЭ. Расскажите о ней, пожалуйста. — Соглашение о сотрудничестве с МАгАтЭ (Международным агентством по атомной энергии) заключено в 2012 году, если мне не изменяет память… Эта организация входит в систему ООН и включает практически все страны, даже не обладающие ядерной энергетикой, но способные использовать современные ядерные или радиационные технологии в медицине, разработке облучательных устройств и так далее. В рамках соглашения мы проводим по два мероприятия в год и обеспечиваем их научную составляющую. Есть несколько форматов: для начинающих (школьников) и «воркшоп» — рабочее совещание для специалистов. Формат летнего мероприятия таков: сотрудники Росатома, МГУ, МАгАтЭ и крупных международных институтов выступают в качестве основных докладчиков для примерно 50-60 слушателей. Затрагиваются разнообразные темы, начиная от технических аспектов и заканчивая вопросами юриспруденции, безопасности, международной политики и норм МАгАтЭ и так далее. Вообще, это очень хорошее медийное событие международного уровня. Автор: Анна СолдатенкоПонравился материал? Добавьте Indicator.Ru в «Мои источники» Яндекс.Новостей и читайте нас чаще. Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.
