«Когда мы видим природу, то понимаем, что внутри нас происходит какая-то трансформация»
Чем важны рассолы для энергетики будущего, как айкидо позволяет найти отдушину в буднях и что отличает современных школьников, в интервью для проекта Indicator.Ru и Координационного совета по делам молодежи в научной и образовательной сферах Совета при Президенте Российской Федерации по науке и образованию «Я в науке» рассказал заместитель директора по научной работе Института земной коры СО РАН Александр Кононов.
— Александр, расскажите, где вы работаете, какая у вас специальность?
— Я гидрогеолог, заместитель директора по научной работе Института земной коры Сибирского отделения РАН. Исследую криоартезианские бассейны — структуры, включающие в себя горные породы, подземные воды, чья верхняя часть проморожена, — в северной части Сибирской платформы, крупной мегаструктуры, расположенной на территории от Байкала до моря Лаптевых. Эти бассейны содержат в себе стратегические запасы лития и многих других компонентов. Запасы огромны, они могут стать важнейшим источником сырья. В то же время это очень большая территория, вмещающая мерзлые породы, и в связи с этим в области наших интересов находятся вопросы климатических изменений и реакции на них мерзлоты.
— Есть ли у вас глобальная научная цель?
— Одна из таких целей — понять, как палеоклиматические изменения (то есть изменения климата прошлого) могут быть использованы для построения моделей климатических изменений будущего.
— Расскажите поподробнее о ваших исследованиях простыми словами. Как ваша работа может влиять на жизнь людей, косвенно или прямо?
— Моя кандидатская диссертация была посвящена исследованию рассолов – это очень соленые воды, которые включают в себя очень много элементов, в частности литий, бром, стронций, рубидий. А это очень важные компоненты современных элементов питания, которые могут существенным образом изменить — и уже изменяют — нашу жизнь. Они есть у каждого: в виде батарейки в телефоне, в автомобиле на литиевых аккумуляторах. Энергетика будущего уже вторглась в нашу жизнь. И рассолы — это очень значительные ресурсы недр, которые сейчас не используются. Запасы рассолов на Сибирской платформе очень большие.
А вторая часть моих исследований, как я уже сказал, связана с изучением палеоклимата, с реконструкцией климатических изменений прошлого по пещерным карбонатам. Это очень интересные объекты — пещеры в Сибири, Монголии.
— Вы часто ездите туда в экспедиции?
— Да, ежегодно. В прошлом году ездил в Монголию. Мы проводим исследования международной компанией — с представителями Оксфордского университета, Геологической службы Израиля, немецкого Бохума (Немецкий музей горного дела в городе Бохум, — прим. Indicator.Ru).
— Наверняка во время экспедиций происходят разные забавные случаи. Расскажите о каком-нибудь из них.
— Жизнь геолога действительно полна различных историй. Расскажу про свою первую экспедицию в Заполярье — тогда я еще учился в аспирантуре. Когда собирался ехать, конечно, я понимал, что там, скажем так, суровый климат. Но я же сам сибиряк, и я решил, что привык к подобного рода условиям. В итоге приехал крайне неподготовленный. Мои друзья, которые там работали, посмотрели на то, как я был снаряжен, и принялись экстренно искать для меня недостающие части экипировки. Та экспедиция стала для меня «курсом молодого бойца», за что я крайне благодарен своему научному руководителю.
— Есть ли какие-то официальные требования, ограничения по здоровью, которые помешали бы человеку стать геологом? Все-таки экспедиции требуют хорошей физической подготовки.
— Существенных требований к здоровью нет. Геологическая наука обширна, можно ей заниматься, не выходя из кабинета. Очень многие исследователи занимаются обработкой данных и их анализом. Но несмотря на отсутствие официальных ограничений для камеральных исследователей, те, кто работает в поле, конечно, должны быть здоровыми, физически крепкими и подготовленными.
— Чем привлекательна (или, может, не очень) современная геология для молодежи?
— Мне кажется, что заниматься сейчас геологией очень интересно, поскольку она решает все больше междисциплинарных задач, которые входят в сферу интересов химии, физики, биологии, математики и информатики. Применяется много изотопных методов исследований, например для датирования. В геологию приходят ребята с физическим бэкграундом, над построением моделей работают математики. Если у вас есть желание работать с интересными природными объектами, то как раз в геологии таких объектов очень много.
— То есть объекты остаются все те же, просто новые методы позволяют исследовать их на новом уровне?
— Да, геологические представления об истории Земли, о происходящих под земной корой процессах постоянно меняются. За последнее время существенно изменились даже фундаментальные теории: современные представления о тектонике плит, геодинамике, той же палеоклиматологии.
— Например?
— С появлением современных методов датирования существенно изменились представления о том, как формировались древние континенты, как они двигались и менялись, каковы были их границы. По-новому стали понимать климатические изменения, связанные с геологическими процессами, с вулканизмом, с катастрофами и массовыми вымираниями. Становится более понятным, насколько они были связаны с геологическими процессами. Появилось больше данных о связанных с геодинамикой изменениях климата прошлого, в том числе и об изменениях морских течений, которые определяли смену погоды на континентах и приводили к поверхностному оледенению, формированию арктических и антарктических льдов. Кроме того, появляется больше информации о формировании углеводородов. Практически в каждом направлении есть новые научные достижения.
— В советские годы у геолога был образ такого бородатого человека с рюкзаком за спиной, овеянного романтическим ореолом, который идет сквозь тайгу и что-то ищет и изучает. Каков геолог 2019 года?
— Ну, если честно, в образе мало что изменилось. Геолог — по-прежнему человек в болотных сапогах, с рюкзаком, который ходит по труднопроходимой местности. Часто, когда люди видят, как мы возвращаемся с полей, спрашивают: «Ну что, как рыбалка?» Что изменилось, так это то, что появились современные методы навигации, картография, дистанционные методы зондирования. Часть работы делается уже до поля — у нас заранее есть хотя бы первичная информация, но теперь это уже не фотографии, а спутниковые снимки. А вот быт и работа на местности — там все так же, приборы только современные.
— В полевых экспедициях у вас вряд ли есть мобильная связь, Интернет. Насколько сложно привыкнуть к тому, что несколько месяцев подряд вы не можете просто взять и позвонить своей семье?
— Я думаю, что любой человек, который сталкивается с природой в путешествии, отчасти принимает личину геолога, находящегося в экспедиции. Все мы, когда видим природу, понимаем, что внутри нас происходит какая-то трансформация. Мы раскрываем глаза, видим, что не наши проблемы сейчас важны, а то, что находится вокруг нас. И ставшие традиционными способы коммуникации уходят на второй план, в человеке просыпается что-то природное. Как правило, экспедиции – это мероприятия, которые очень сближают, потому что возникают условия для более глубокой, доверительной коммуникации. Люди, соприкасаясь с природой, начинают общаться, открываться друг другу. Те ребята, с которыми ты побывал в поле, занимают отдельное место в твоем сердце. И это здорово.
— Как для вас выглядит идеальное будущее вашей отрасли?
— Современная горнодобывающая промышленность сейчас вполне осознает, что, извлекая одно полезное ископаемое, мы рядом видим другое, но не трогаем его, потому что это уже не наша сфера деятельности. К примеру, там, где добывают алмазы, очень много тех же рассолов, просто они не используются. С углеводородами, которые встречаются при отработке карьеров, тоже никто не хочет работать. И идеальное будущее – это когда мы вторгаемся в недра, максимально извлекаем все полезное и при этом максимально сохраняем окружающую среду, в которую мы вторгаемся. Нужно найти баланс между максимальной выгодой и сохранением природы.
— О чем бы вы хотели предупредить молодых людей, которые только начинают свою исследовательскую работу?
— В силу своих должностных обязанностей я занимаюсь курированием аспирантуры и очень часто соприкасаюсь с ситуациями, когда возникают различного рода конфликты между молодыми учеными и научными руководителями. Мне хотелось бы обратить внимание молодых на то, что все мы люди, все мы разные, и порой неуспех в аспирантской подготовке кроется как раз в недопонимании между аспирантом и его научным руководителем. Нужно находить компромиссы и относиться друг к другу более лояльно.
А студентам я бы посоветовал не бояться участвовать в различного рода конференциях, студенческих и не только. Сейчас очень много академических учреждений проводит молодежные конференции. И это, мне кажется, очень хорошая возможность по крайней мере послушать, о чем говорят другие молодые ученые, посмотреть, каков их уровень, соотнести его со своим.
— А какие советы вы бы дали школьникам, которые сейчас только думают, стоит ли им идти в науку?
— Я думаю, что современным школьникам однозначно стоит интересоваться наукой. И современные школьники меняются, это радует. В наше время студенты были менее уверенными в себе, более инфантильными, они совершенно не понимали, нужна им наука или не нужна. А сейчас в Дни науки к нам приходят школьники — ребята с горящими глазами, они ходят в «Кванториумы», где-то учатся, они очень активные, уже знают иностранные языки. Нам просто необходимо показать им, где они могут применить все свои навыки. И мы, конечно, их ждем, потому что без школьников в современной науке ничего не получится. Мы будем рады видеть всех в наших академических институтах.
— Если бы вы могли отправить себе письмо на пять-десять лет назад, что бы вы там написали?
— Я бы наверняка пожелал себе быть более внимательным к научной литературе, больше читать. К сожалению, сейчас времени на чтение научной литературы не так много, и приходится постоянно наверстывать.
— У вас есть любимая книга?
— Одна из моих любимейших – это книга нашего сибирского писателя Владимира Митыпова «Геологическая поэма». Эта книга, наверное, способна вдохновить любого молодого человека на любовь к геологии. Человек, который прочтет эту книгу, примерно поймет, каков труд геолога, узнает и о хороших и не очень хороших сторонах этой профессии.
— Какого художественного персонажа вы бы хотели видеть сотрудником своей лаборатории?
— Опыт полевой жизни показывает, что рядом с тобой должен находиться очень выносливый, мощный, неутомимый коллега, который способен нести очень много образцов, не боится комаров… Может быть, черепашку-ниндзя.
— Какие иностранные языки вы знаете и какой хотели бы выучить?
— Я знаю английский, но не очень хорошо. И, поскольку у меня есть определенные спортивные увлечения, я бы наверняка выучил японский язык.
— А что за спортивные увлечения?
— Я профессиональный инструктор айкидо, руковожу спортивным клубом. В этом году, кстати, нашему клубу исполнится 20 лет. Я тренирую и детей, и взрослых. Для меня это и работа, и отдушина, это дает мне возможность восстанавливаться, черпать силы для научной работы.
— Посоветовали ли бы вы своему ребенку избрать научную карьеру?
— Я думаю, советовать что-то ребенку — не очень хорошо. Лучше почувствовать, что хочет сам ребенок. У меня есть дочь, в этом году пойдет в школу, и она уже интересуется наукой — робототехникой. Иногда мы говорим и о других сферах познания, последним потрясением для нее стало то, что Солнечная система в относительно скором времени себя исчерпает. Ее это встревожило, она задалась вопросом, что же делать, что станет с людьми. Не исключено, что она будет в рамках робототехники пытаться как-то решить эту проблему для человечества.
— Закончите фразу: «Я в науке, потому что…»
— Я в науке, потому что наука — это то, что позволяет человеку раскрыться, понять, кто он есть и что он может.
Материал подготовлен при поддержке Фонда президентских грантов
Понравился материал? Добавьте Indicator.Ru в «Мои источники» Яндекс.Новостей и читайте нас чаще.
Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.