Нобелевские лауреаты: Джордж Уиппл

Как патологоанатом может получить Нобелевскую премию и чем человечество вновь обязано собакам, читайте в рубрике «Как получить Нобелевку».

Джордж Хойт Уиппл

Родился 28 августа 1878 года, Ашленд, Нью-Гемпшир, США

Умер 1 февраля 1976 года, Рочестер, Нью-Йорк, США

Нобелевская премия по физиологии и медицине 1934 года (1/3 премии, совместно с Джорджем Майнотом и Уильямом Мерфи). Формулировка Нобелевского комитета: «За открытия, связанные с применением печени в лечении пернициозной анемии» (for their discoveries concerning liver therapy in cases of anaemia).

Джорджу Уипплу повезло родиться в семье потомственных врачей. Как, в общем-то, и его коллеге по премии, Джорджу Майноту. Его отец и дед работали врачами общей практики, при этом последний еще и возглавлял Медицинское общество Нью-Гемпшира, что было очень почетно. К сожалению, ни одному мужчине в этой семье не удалось испытать гордость за успехи сына и внука, так как с разницей в несколько месяцев, когда Джорджу было всего два года, скончались и отец, и дедушка по материнской линии, а годом позже за ними последовал дед по отцовской линии.

Так на плечи женщин, прежде всего матери Джорджа, Френсис Анны Хойт, легла ответственная ноша по воспитанию будущего нобелевского лауреата. Они взялись за это дело с таким рвением, которому позавидовали бы даже самые строгие гувернанты Царского села. Вдова Хойт желала, чтобы у ее сына было лучшее образование, которое только возможно, а ее матушка занималась самоорганизацией и дисциплиной мальчика.

Тем не менее время на общение с природой у вертлявого и любознательного ребенка тоже оставалось. Как он сам отмечает в своих автобиографических скетчах, именно Озерный край, в котором ему посчастливилось родиться, его бурная и пышная природа пробудили в будущем ученом интерес к натурализму и желание знать, как все устроено. При этом Джордж с раннего детства овладел мастерством выживания в лесу, навыками охоты, рыбалки, управления каноэ, а зимами занимался хоккеем, лыжами и бобслеем. Все это благотворно отразилось на его физической форме.

Когда пришло время выбирать, чему посвящать свою жизнь, Джордж самостоятельно, без чьего-либо влияния выбрал медицину, хотя он позже признается, что не помнит момента, когда он пришел к подобному решению. Со средней школой как-то не задалось, и в старшую школу Джорджу пришлось переводиться в Тилтон, куда он ежедневно ездил на поезде. Этот год позволил будущему нобелиату подготовиться и успешно поступить в Академию Филлипса Андовера (подготовительный этап подготовки к поступлению в колледж и университет). Причем для этого ему пришлось совсем уехать из дома, так как образование в ней подразумевало пансион. Но и учили тоже на славу, дав Уипплу крепкую естественнонаучную базу. Которой он как раз воспользовался на программе бакалавра в Йельском университете.

Тот период своей жизни Уиппл вспоминает как один из самых интересных, особо отмечая то, как он мучился на обязательных занятиях по иностранному языку. «Я наслаждался курсами по науке и кое-как переживал курсы иностранного языка, которые требовали очень длительных периодов зубрежки. Когда минимум этих языковых курсов был завершен, моя жизнь стала намного ярче и разнообразнее», — пишет он в мемуарах. Йельский университет подарил ему дружбу с биохимиком Лафайетом Менделем — одним из четырех первооткрывателей витамина А, работа с которым «была захватывающей и запомнилась на всю жизнь».

Это дало свои плоды и принесло множество наград, интересный научный опыт и уважение, которое продемонстрировали избранием его в Sigma Xi — почетное общество исследователей и ученых со всего мира, основанное в 1886 году в Корнелльском университете.

Несмотря на все это, к медицинской школе Университета Джонса Хопкинса наш герой пришел отнюдь не сразу. Его жизненный путь между школой и успешно оконченным Йельским университетом был «прослоен» преподавательской работой: нужно было зарабатывать на дальнейшее обучение. Он одинаково успешно занимался со студентами Военной академии Холбрука в Оссининге (Нью-Йорк) как математикой, так и атлетической подготовкой. При этом вечерами он учил анатомию и к поступлению в Университет Джонса Хопкинса почти в совершенстве знал скелет, мышцы, сосуды и нервы в полном их латинском произношении (хотя с языками у него всегда были большие сложности).

Во время своей магистерской программы Уиппл обратился на кафедру физиологической химии с просьбой принять его в ассистенты преподавателя. В этом же году он отличился своим докладом на кафедре анатомии и взял на себя роль еще и студента-инструктора по этому предмету, что пробудило в нем интерес к гистологии и патологоанатомии. Вдохновленный возможностью связывать заболевания с органическими поражениями, которые визуализировались на вскрытиях, он все больше укреплялся в желании быть патологоанатомом, воплощая свои мечты после окончания университета на кафедре патологии, куда тоже часто «захаживал» в студенческие времена.

Судьба патолога на самом деле чистая случайность, ведь Джорджу после магистратуры был заказан путь на дальнейшее погружение в педиатрию. Но один из младших сотрудников кафедры патологии решил уйти из Университета, а свято место, как известно, пусто не бывает. Следуя за мечтой, Уиппл тут же предложил свою кандидатуру, и знающие о его таланте сотрудники, в том числе и Уильям Уэлч, были этому только рады, ведь свежие перспективные кадры нужны всем и всегда. Конечно, планировалось, что патология тоже будет потом детская, но прошел год, и молодой человек попросился остаться еще на один. Тогда Уэлч рискнул предсказать, что второй год в патологии неизбежно приведет его к яркой карьере в этой специальности.

Этому способствовал и характер исследователя. Коллеги описывали его в юности как «высокого, красивого молодого человека, которого уважали все его знакомые. Он умел говорить просто, вежливо, четко, и за этим шли честные дела. Он держался без тщеславия или высокомерия, но был упорен и не сходил со своего пути даже под властным гнетом». С ним было трудно подружиться, но зато эта дружба потом продолжалась всю жизнь.

В 1907 году, после двух лет ассистентства, Уиппл наконец начал свою карьеру в качестве патологоанатома. Ему предложили провести несколько исследований по описательной или экспериментальной патологии. За два года в новом статусе он написал две своих первых статьи. В первой он на серии вскрытий людей, умерших от туберкулеза, выяснял роль лимфатических сосудов в «передвижении» по организму палочки Коха (туберкулезная бацилла) и то, как это все сочеталось с состоянием желудочно-кишечного тракта. Во второй он подробно описывал результаты вскрытия тридцатисемилетнего врача, умершего по неизвестной науке причине. Как оказалось, он открыл новое заболевание, называемое теперь болезнью Уиппла. Тогда Джордж назвал его «интестинальной липодистрофией», потому что оно проявлялось множественным отложением липидов в воспаленных кишечных стенках с захватом лимфатических узлов брюшины. Там он проработал вплоть до 1914 года, пройдя все ступени карьерной лестницы от ассистента до доцента.

В 1908 году, не покидая Университет Джонса Хопкинса, Уиппл отправился на год в Панаму, чтобы в военной больнице Анкона, которая с 1928 года носит название Горгасской больницы, поработать патологоанатомом вместе с Сэмюэлем Дарлингом и самим генералом Горгасом, в честь которого затем госпиталь и назвали. Там он получил незаменимый опыт по «телесной» диагностике тропических заболеваний и впервые увидел массивный гемолиз, который бывает при черной лихорадке. Это настолько поразило ученого, что он решил уделить вопросу немного больше внимания и отправился изучать отдельные аспекты гематологии в немецкий Гейдельберг, где в лабораториях Моравица и Крехля оттачивал знания об анемии на кроликах.

По возвращении в Университет Джонса Хопкинса через год Уиппл стал изучать нарушения функций, например, связанных с острым отравлением хлороформом, и особенно сосредоточился при этом на поражении печени у собак. И снова помог случай или даже, с точки зрения ученых, неудача. Дело в том, что лекарственный цирроз у животных повторно вызвать не удавалось, но зато было прекрасно видно повышенную склонность к кровотечениям и желтуху. Ученый регистрировал у собак значительное снижение фибриногена (вещество, из которого образуется фибрин, сворачивающий кровь), и чем серьезнее и очевиднее поражалась печень, тем хуже сворачивалась кровь. Весьма недвусмысленный намек на то, что печень имеет какое-то отношение к синтезу фибриногена.

Один из ранних карьерных скачков у Уиппла произошел в 1910 году, когда он решился подать свое «Эссе о патогенезе желтухи» (по мотивам «собачьих» работ) на слепое научное соревнование за премию Уоррена Триенниала. Он выиграл это соревнование и стал лауреатом, после чего предложения о работе посыпались на будущего нобелиата как из рога изобилия. Тем не менее свое насиженное гнездо он не оставил и, более того, даже получил должность адъюнкт-профессора патологии в Хопкинсе.

Умений для экспериментальной работы ему все же недоставало. Поэтому свои венские весенне-летние «каникулы» 1911 года ученый провел в лаборатории профессора Ханса Мейера, где научился накладывать собаке порто-кавальный шунт, известный как фиcтула Экка (чтобы не полностью отключать кровоснабжение печени во имя науки). Используя эту технику в последующие годы, Уиппл смог изучить эффекты полного отклонения потока крови в воротной вене на ряд печеночных функций у собаки.

Его научная карьера явно шла в гору, тем более в 1914 году Уиппл обрел свое житейское счастье в лице жены — прекрасной Кэтрин Варинг. Но когда от его близкого друга, с которым они вместе делали науку в Хопкинсе, Чарльза Хупера поступило предложение возглавить недавно созданный Фонд медицинских исследований Хупера в школе медицины Университета Калифорнии в Сан-Франциско и стать там профессором экспериментальной медицины, он просто не смог отказаться.

Благодаря тому, что Хупер, естественно, переехал вместе с ним, работа по желтухам продолжилась и вылилась в итоге — уже на новом месте — в серию из 12 работ, благодаря которым мир узнал, что: а) билирубин в желчном пигменте остается не только после разрушения гемоглобина в эритроцитах, но и после разрушения мышечного гемоглобина; б) билирубин не всасывается повторно, чтобы потом снова пойти в дело производства новых эритроцитов; в) гем, часть гемоглобина, может превратиться в билирубин не только в печени, но и в плевральной, а также в брюшной полостях. При этом для здорового выделения билирубина всегда необходима нормально функционирующая печень.

В 1921 году, через два года после того, как Уиппла назначили деканом в медицинской школе Калифорнийского университета в Сан-Франциско, он получил от президента Рочестерского университета очень заманчивое предложение приехать в Рочестер для того, чтобы запланировать, организовать и воплотить в жизнь местную школу медицины (читай — медицинский факультет). Уиппл не горел желанием в разгар научной работы покидать Калифорнию, но президент Руш Риис лично отправился в Сан-Франциско, чтобы уговорить ученого. Недовольного нынешней системой образования (полная оторванность теоретического научного курса от клинической практики) исследователя в конечном итоге подкупила мысль устроить все по своему усмотрению, к тому же Риис клятвенно пообещал не нагружать его административной и общественной работой, чтобы оставалось больше времени на преподавание и науку. Пока в конце 1922 года не завершилось строительство нового корпуса в Рочестере, Уиппл продолжал работать в Сан-Франциско.

На новом месте — новое направление работы, хотя печень, анемия и собаки в ней остались главными фигурантами. За три года исследователь наладил экспериментальный процесс и в 1925 году вместе с новыми коллегами опубликовал первые изыскания, которые открыли серию из восемнадцати статей о «Регенерации крови при тяжелой анемии». А уже во второй из этих работ было показано благоприятное влияние печени, сердца и скелетных мышц, введенных в рацион анемичных животных. Эта статья, по мнению многих экспертов, стала важнейшей для мировой репутации Джорджа Уиппла как ученого, при всем его огромном списке из более чем 300 публикаций.

Прямое указание на превосходную эффективность печени в регенерации гемоглобина у страдающих анемией животных не могло не привлечь уже упомянутых нами в предыдущих статьях Джорджа Майнота и Уильяма Мерфи, которые в то время как раз были озабочены поиском лекарства для умирающих от малокровия людей. И за сравнительно короткое время они смогли убедительно продемонстрировать, что диета, содержащая большое количество сырой или приготовленной говяжьей печени (до 200 г в сутки), приводила к феноменально устойчивой ремиссии анемии, которая до этого всегда заканчивалась летальным исходом.

Таким образом, трое врачей стали прямыми кандидатами на Нобелевскую премию, которую в итоге и получили через девять лет, если считать от знаковой публикации Уиппла.

Интересно, что Джордж Уиппл открыл «зал славы» Университета Рочестера, возглавив список из нескольких лауреатов Нобелевской премии, учившихся или работавших в этом учебном заведении. При этом он стал единственным (пока что) получившим эту высокую научную награду уроженцем Нью-Гемпшира.

Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.