«Мы операторы и не можем отвечать за то, что не разрабатывали»: интервью с главой ГПНТБ Яковом Шрайбергом
Что станет с «Картой российской науки», когда умрет антиплагиат и почему об операторе национальной подписки к Web of Science и Scopus известно так мало, рассказал в интервью Indicator.Ru глава Государственной публичной научно-технической библиотеки (ГПНТБ) России Яков Шрайберг.
— Яков Леонидович, почему ГПНТБ России так слабо представлена в публичном пространстве? Если посмотреть публикации в СМИ, то про библиотеку, мягко говоря, пишут мало.
— Страницу в Facebook мы ведем, сайт у нас достаточно популярный среди членов нашего сообщества: например, за март этого года его посетили примерно 88 тысяч раз. Мы уже многие годы издаем журнал «Научно-техническая библиотека», и он достаточно много о нас пишет. Если мы плохо представлены, то это потому, что журналисты обходят нас своим вниманием. А мы открыты для всех. Недавно, например, мы проводили мероприятие, посвященное 95-летию Юрия Авербаха (Юрий Авербах — советский шахматист, международный гроссмейстер, чемпион СССР, — прим. Indicator.Ru). Это знаковое событие, даже чемпион мира по шахматам Борис Спасский в инвалидном кресле из Парижа прилетел. А наши средства массовой информации постеснялись приходить.
— Какие системы в рамках госфинансирования для информатизации науки реализовало ГПНТБ России? Какие считаете успешными?
— ГПНТБ России как разработчик и держатель целого ряда национальных проектов работает давно. Эта функция была усилена, когда нам поручили стать оператором национальной подписки. Если говорить с точки зрения масштабности, то национальная подписка на международные индексы и полнотекстовые ресурсы – это главный проект. Мы много лет ведем крупный международный проект «Российский сводный каталог научно-технической литературы». Этот каталог восходит еще к 80-м годам прошлого века и, как ни странно, он до сих пор функционирует и объединяет русскоязычные ресурсы практически десяти стран СНГ.
Также сейчас идет переформатирование проекта «Карты российской науки», в котором мы выступаем оператором. Этот проект будет развиваться, правда, немного в другом ключе. «Карта российской науки» станет информационно-аналитической и статистической системой Министерства образования и науки. Она будет нацелена на то, чтобы сотрудники министерства могли анализировать деятельность научных и образовательных учреждений. То есть это будет внутренняя система министерства, при этом все наработки сохранятся. Поэтому я не могу согласиться с теми, кто говорит, что проект закрыт. Он не закрыт, он переформатирован.
Недавно закончился большой и интересный проект «Научный архив». Мы делали его вместе с компанией «Антиплагиат» и Российской государственной библиотекой. Мы долго думали о дальнейшей судьбе этого проекта и пришли вместе с Минобрнауки к решению, что «Научный архив» станет частью Национальной электронной библиотеки (НЭБ). ГПНТБ России вошла в этот проект — НЭБ — в 2005 году. В последнее время перед нами вставал вопрос, что же нам добавить в контент НЭБа сегодня, в дополнение к тому, что мы уже передали. И было решено использовать для этого «Научный архив».
Мы разработали еще одну уникальную систему, но, к сожалению, пока мало кто понимает, что это такое. Это система ЭКБСОН — Электронный каталог библиотек системы образования и науки. Может быть, мы виноваты и мало это позиционируем в прессе, но если посмотреть цифры, то сегодня в этом каталоге 42 миллиона записей, это самый крупный библиотечный компьютерный каталог в Европе.
Даже в нашей знаменитой национальной электронной библиотеке 36 миллионов записей. А в СКБР, сводном каталоге библиотек России, 13 миллионов записей. Кроме того, участниками системы уже стали более 560 университетов и научных организаций.
— Давайте вернемся к вопросу о «Карте российской науки». Совет по науке при Минобре рекомендовал больше не использовать ее, по сути признав, что проект так и не состоялся. И в научном сообществе многие говорят об этом. Что ему помешало?
— А есть и те, кто говорят, что жалко, что проект закрыли. Мы операторы, а не разработчики проекта. Проект был разработан и дан нам в эксплуатацию. Как подведомственная Минобру организация, мы получили госзадание. Нам этот проект нравился и казался хорошим инструментарием, чтобы министерство могло принимать решения при оценке деятельности тех или иных вузов и научных организаций.
Хочу добавить, что приказа о закрытии «Карты российской науки» нет. Было только одно письмо, в котором было сказано, что госзадания подведомственных организаций теперь могут формироваться без «Карты российской науки». Вот и все.
Но такой огромный массив данных не может в одночасье закрыться. Сейчас министерство, я надеюсь, будет использовать его для формирования статистических дайджестов. Министерство, как орган исполнительной власти, отвечающий за развитие образования и науки в стране, посчитало, что переформатированный проект будет удобнее. А мы, как исполнители, согласны с нашим учредителем.
— И, тем не менее, в чем причины? Дело же не в самом министерстве. Почему, на ваш взгляд, проект не прижился в научном сообществе?
— Честно говоря, я не совсем понял, когда посмотрел материалы Совета по науке, почему в такой жесткой форме было рекомендовано эту систему не использовать. Трудно сказать. На самом деле эта система давала полную картину того, что происходило в конкретном вузе или научной организации. Если у того или иного ученого есть перечень работ, опубликованных в индексируемых зарубежных или отечественных журналах, то обмануть систему было нельзя. Но как у любого продукта, у системы были недостатки. Мы сами несколько раз попадали в ситуацию, когда был шквал обращений и наши специалисты не справлялись.
Еще раз повторю, мы операторы и не можем отвечать за то, что не разрабатывали.
— Мы не так давно брали интервью у КиберЛенинки и один из ее руководителей, Дмитрий Семячкин, заметил, что в то время, как немцы бойкотируют платную подписку к Elsevier, богатые русские продолжают платить и за WoS, и за Scopus. Как так?
— Я не буду комментировать мнение представителя организации, с которой у нас нет совместных проектов. Я не знаю, имеют ли они право судить, что происходит в стране в отношении работы огромного количества научных организаций.
Что касается подписки, то сейчас мы уже оформили доступ к Web of Science и оформляем — к Scopus. По WoS уже подписана лицензия на 1640 организаций в части доступа, плюс чистые данные для аналитической системы Минобрнауки. Для сравнения: в прошлом году мы подписывали 270 организаций. Сейчас больше 1600 организаций, а цена увеличилась не очень сильно, и я считаю, что это общий успех и министерства, и компании Clarivate Analytics. По Scopus же было 120 организаций, а скоро будет 270: вопрос уже решен в рамках национальной подписки.
Добавлю, что выбор тех или иных полнотекстовых ресурсов — это решение научного сообщества. Предложений была масса. Межведомственный координационный совет, куда входят представители вузов, научных организаций, издательств, выбрали в соответствии с просьбами университетов некоторое количество названий научных журналов. Были составлены рейтинги, и если тот или иной ресурс не использовался в каком-то университете, то он и не получал права на подписку.
— Еще вопрос про подписку. В некоторых странах стратегия открытого доступа к научным публикациям реализуется на государственном уровне. Например, в Нидерландах ученые получили бесплатный доступ к статьям своих соотечественников из базы издательства Elsevier. А у нас таких попыток даже нет?
— Базы данных не имеют к этому никакого отношения. Это желание автора и владельца того ресурса, где эта статья будет опубликована. У нас сегодня вступило в силу очередное изменение в четвертой части Гражданского кодекса. Там появилась статья про открытые лицензии. Я сам приверженец открытого доступа. Но все-таки в открытом доступе в мире находится только 8-10% основного потока. Почему нет остального? Почему на Западе так много говорят об этом, но 90% журналов идут через платные издательства? Думаю, так происходит из-за того, что до конца не отработан правовой механизм. Автор должен быть уверен в том, что его работа не будет пиратским образом скачена, украдена.
Читайте также
В нашей стране, например, про Creative Commons знает, может быть, только каждый сотый. И далеко не все знающие об этом типе лицензий, знают, как ее использовать. Многие ученые вообще думают, что они могут получать гонорары за статьи, где бы они их ни публиковали. Открытый доступ — это точно будущее, но к нему надо идти легитимным путем. Появилась статья в Гражданском кодексе, теперь к ней нужны подзаконные акты и комментарии, как это использовать.
По большому счету и НЭБ ориентирована на открытый доступ: вопрос еще не доработан до конца, однако дело только во времени, открытый доступ точно будет обеспечен.
— В чем, кстати, отличие по наполнению электронной библиотеки ГПНТБ России от НЭБ?
— НЭБ собирает только полнотекстовые электронные ресурсы. У ГПНТБ России восемь миллионов единиц печатного фонда и электронная научная библиотека, формируемая, как правило, на основе оцифровки своего фонда. Это либо те полные тексты, которые мы формируем на основании договоров с собственными авторами, либо книги и другие издания, которые вышли из зоны авторского права. Например, у нас есть прижизненные издания Лобачевского, и мы, если посчитаем нужным, можем оцифровать их и передать в электронную библиотеку.
Учитывая наши отношения с НЭБом, все наши оцифрованные фонды попадают туда. В НЭБе полных текстов не так много, 2,5 миллиона, половину из них составляют авторефераты и диссертации, однако система активно развивается. Кстати, с первого января авторефераты стали общественным достоянием. Диссертации пока нет, но все к этому идет.
Система «Антиплагиат» скоро станет не нужна: если все станут выкладывать свои работы в открытый доступ, то сразу будет видно, кто у кого и что позаимствовал. Когда все на виду, то ничего не нужно проверять.
В прошлом году мы с Иваном Засурским придумали на нашей конференции в Крыму такой лозунг — «Дорога к знаниям через открытый доступ». Мы надеемся, что это направление будет поддержано профессиональным сообществом.
— На чем тогда издательства будут зарабатывать?
— Издательствам сейчас не просто, но они ищут разные пути. Печатная книга никогда не умрет. Последние исследования, про которые сейчас говорили на Лондонской книжной ярмарке, показали, что 25% электронных публикаций в среднем — это сегодняшний предел от общего книжного потока.
Не стоит забывать, что открытый доступ является бесплатным для читателя, но не для автора. Многие авторы, чтобы получить больший индекс цитирования, платят за публикации на сайтах открытого доступа.
— Во сколько обошлись «Научный архив» и «ЭКБСОН»? Кто их целевая аудитория?
— У «ЭКБСОНа» было шесть разработчиков, мы курировали разработку. Главными разработчиками стали Санкт-Петербургский политехнический университет и Институт развития информационного общества. Стоимость проекта на три года для шести организаций составила около 150 миллионов рублей. В среднем это 8-10 миллионов рублей на организацию в год, это смешные деньги для такой разработки. Целевая аудитория — все вузы, научные организации, библиотеки.
«Научный архив» не успел раскрутиться, его только сдали. Прежде чем запускать его в работу, мы ждали, что министерство нам даст целевую установку. Нам предложили с этим архивом зайти в состав НЭБа. За «Научный архив» сама ГПНТБ России получила порядка 15 миллионов рублей на два года.
Читайте также
— Кто пользуется «Научным архивом»?
— Им никто не успел воспользоваться. Это очень близкая система к НЭБу, она сделана практически одними и теми же людьми. Поэтому все те, кто пользуется НЭБом, будут пользоваться и «Научным архивом». Сегодня там около 2,5 миллионов записей, из них индексы авторефератов и диссертаций составляют примерно по 400-800 тысяч, много публикаций по нашим конференциям, статьи из наших журналов, статьи, которые мы получили из Интернета по науке и технике.
— Если «Научный архив» так близок к НЭБ, зачем он нужен?
— Когда задумывался «Научный архив», НЭБ только выходил на уровень формирования контента. Главная идея «Научного архива» не в том, что они с НЭБом близки по контенту, это не страшно, поскольку всегда можно слить. Во-первых, в «Научном архиве» главная идея была в удостоверенном качестве. Прежде чем любая статья, любой фрагмент издания размещался в научном архиве, он достаточно серьезно проверялся антиплагиатом, экспертными оценками. Такого у нас раньше не было.
Во-вторых, мы возродили депонирование рукописей. Прежде ученый, студент, аспирант мог написать статью, и по разным причинам ему не хотелось или он не мог публиковаться в печатных журналах. Тогда он шел в ВИНИТИ, сдавал свою работу в отдел депонированных рукописей, получал штамп на копии и включал в список работ для той же диссертации. Это был более простой способ публикации. Со временем вся эта функция сильно ослабла, многие перестали этим пользоваться. Мы в «Научном архиве» предложили авторам электронное депонирование. Так что если мы сейчас это все соединим, то НЭБ тоже обогатится.
Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram.