«Все государственные проекты очень долго раскачиваются»: социальные инвестиции на примере «КиберЛенинки»
О важности свободно распространять научные знания, поисках финансирования, государственной поддержке научных архивов и своих планах на будущее рассказали предприниматель, сооснователь компании «Технониколь» и благотворительной организации «Рыбаков-Фонд» Игорь Рыбаков и основатель «КиберЛенинки» Дмитрий Семячкин. Indicator.Ru публикует расшифровку беседы, которая состоялась в рамках мероприятия «Philtech и Impact Investing — все, что нужно знать об инвестициях в социально значимые стартапы», которое состоялось на инвестиционной площадке StartTrack.
Дмитрий Семячкин, основатель «КиберЛенинки»:
— Нам первого сентября исполнилось пять лет: проект запустился в сентябре 2012 года. Мы начинаем новую пятилетку очень символично, с первыми инвестициями, новыми друзьями и новой командой. Уверен, впереди у нас много всего интересного.
Идея проекта возникла от собственных потребностей. Я занимался наукой, писал диссертацию, и тогда эта проблема — с доступностью научных знаний — отложилась у меня в голове. Впоследствии, когда мы с коллегами встретились и решили, а не сделать ли что-нибудь полезное, это как-то всплыло, вспомнилось. Мы начали работать в этом направлении, хотя сама идея до конца еще не была понятна.
Потом мы поняли, что не одиноки и весь Интернет возник на идее доступности научных знаний. Сейчас эта тенденция набрала очень большую силу. Последние годы мы видим, что ведущие государства обращают внимание на эту проблему. Уже говорится о том, что само по себе развитие человека, государства, общества невозможно без обмена знаниями.
За пять лет работы произошло и проделано много всего. Мы вошли в десятку открытых архивов мира, являемся крупнейшим легальным ресурсом России и крупнейшим архивом Европы. Кроме всего прочего, мы получили признание от нескольких очень важных организаций. В их числе ЮНЕСКО, который приводит "КиберЛенинку" как хороший пример использования открытых лицензий, Google, с которым мы в прошлом году сделали очень интересный проект: мы впервые запустили рейтинг русскоязычных изданий.
По открытым лицензиям «КиберЛенинка» — это самый большой проект в России. Даже российская Википедия от нас отстает.
С момента старта в сентябре 2012 года нас посетило более 52 миллионов человек, которые посмотрели 172 миллиона научных статей.
— Пользователи скачивают ваш контент и перепродают?
— Нас читают. Если кто-то может заработать на этом, то, пожалуйста, открытые лицензии допускают это. Например, в 2016 году нас посетило 22 миллиона человек за год (и это пока наш максимум), которые посмотрели порядка 78 миллионов статей.
Я бы хотел привести мировые аналоги, на которые мы ориентировались. Первый проект — это Academia.edu, знают его не все, потому что он не очень популярен у нас в России. За несколько лет они привлекли 18 миллионов долларов, в основном от крупных инвестиционных фондов.
Второй пример — это ResearchGate, которым в России активно пользуются. Цифры у него гораздо выше — суммарно более 100 миллионов долларов. В 2013 году они получили инвестицию в размере 35 миллионов долларов от Билла Гейтса. Проект привлек его по достаточно простой причине: Гейтсу понравилась красивая история о том, как ResearchGate помог связать двух ученых — африканского и итальянского, и они вместе открыли новый вид инфекции, который до этого момента науке был неизвестен.
В последнем раунде инвестиций, состоявшемся в этом году, в ResearchGate были привлечены впечатляющие инвесторы. Это и актеры, например, Эштон Катчер, и компании Hennessy и Louis Vuitton... Это все говорит о том, что влиятельные и богатейшие люди и компании мира в науке видят будущее, будущее, которое они хотят приблизить.
Если смотреть Google Trends по миру в целом, то "КиберЛенинка" по популярности бренда вплотную приблизилась вплотную к Academia.edu. Для России бренд «КиберЛенинка» сейчас — это Academia.edu и ResearchGate, вместе взятые.
Отдельно хотел сказать, что у нас большие планы и, кроме того, у нас глобальные амбиции. Мы не хотим ограничиваться Россией, мы хотим в англоязычный Интернет. Мы хотим построить новую систему, в которой знания будут управляемы. Для этого мы будем создавать новые инструменты и сервисы, и эта и будущие инвестиции в этом нам помогут. Уже наблюдаем спрос со стороны инвесторов на следующий раунд инвестиций.
Игорь Рыбаков:
— Буквально на второй минуте разговора с ребятами из «КиберЛенинки» я знал, что проект будет, просто нужно было «как положено» еще немного поговорить. Уже с первых слов я был восхищен, когда команда начинала говорить и рисовала ту картинку, которая уже была у меня в голове. Это чудесно и удивительно, как Россия плодит команды людей, которые делают такие замечательные вещи просто «на коленке».
Читайте также
Нам много предстоит сделать. Этот проект знает, для чего ему привлекать деньги, причем знает на два-три года вперед. Мне очень нравится, когда команда из России рассматривает всю нашу планету как свой рынок. У всех импакт-инвестиций, которые мы «высеваем» и поддерживаем, обязательно должен быть глобальный международный потенциал.
Сейчас вещи, у которых нет глобального потенциала в инфраструктурных технологических проектах, не могут быть в достаточной степени успешными. Поэтому я очень рад, что «Филтех» родился как естественное продолжение, как инструментарная форма, как некий способ сделать так, чтобы подобных «КиберЛенинке» проектов, людей, таких как Дмитрий и его команда, стало больше.
Инициатива Phil.Tech («Филтех») — от англ. Technologies for Philanthropy — это цифровые продукты и сервисы, которые позволяют организациям, решающим социальные задачи, НКО, сообществам, волонтерам, гражданским активистам и социальным предпринимателям работать эффективнее.
В этом смысле миссия «Рыбаков-Фонда» — усиливать каждого человека и организацию на планете, чтобы достигнуть большего. Мы с вами будем гордиться проектом, который будет влиять на то, чтобы знания в мире производились и потреблялись свободно, с низкими транзакционными издержками, чтобы подобные платформы генерили вспомогательные сервисы для правительств, для учреждений, управляющих наукой, такие «рекомендательные сервисы», которые бы позволяли точнее направлять бюджетные средства для развития науки.
Дмитрий Семячкин:
— Сервисов, действительно, задумано немало. Ключевым для нас является так называемая платформа управления знаниями. Платформа будет связывать поставщиков и потребителей знаний и помогать решать задачи издателей, учащихся, исследователей, бизнеса, государства и общества в целом.
К базовым также относятся сервисы по идентификации научных статей и исследователей. Они составляют базис инфраструктуры, и ими мы будем заниматься в первую очередь.
— Вопрос к Игорю Рыбакову. В вопросе с импакт-инвестированием есть тонкая грань. Например, когда вы открываете заводы «Технониколь», и они приходят в регион, дают новые рабочие места, дают новую производственную культуру и так далее, ведь это и есть импакт-инвестирование. Что, на ваш взгляд, есть импакт-инвестирование?
— Все, что положительным образом влияет на развитие общества, можно назвать импакт-инвестированием. Самая главная моя инвестиция, со-инвестиция с моим партнером Сергеем Колесниковым, — это «Технониколь». Благодаря такому объекту, как «Технониколь», возник индустриальный игрок, у которого производительность труда выше средне-мировой и находится на уровне лучшей мировой производительности труда. Японцы, немцы ездят в «Технониколь» учиться тому, как достигать такой производительности. Приезжают и говорят: «Мы не понимаем, как вы этого достигаете!» Это благодаря бережливому производству, благодаря снижению технологических издержек, благодаря такой перестройке процессов и механизмов.
Что же дальше происходит? Это производительные рабочие места, стабильная зарплата, способность данной модели распространяться по миру. И в этом смысле «Технониколь» — это импакт-инвестиция, потому что он преобразовал традиционно «убитый» по производительности сектор в сектор с высокой производительностью. Какой-нибудь портал «Авито» — это тоже импакт-инвестиция, меняющая взаимодействие людей, снижающая гигантским образом издержки, возвращающая в оборот товары, которые до этого лежали где-то на складе. Поэтому грань там очень условная. Все, что так или иначе влияет на развитие общества, благосостояние граждан, производительность труда, — все это импакт-инвестиции.
— Вы много рассказывали о том, что пока приходится много работать с научными издательствами. Раньше же это был одновременно инструмент проверки качества знаний и их контроля. Когда же знания станут открытыми, общедоступными и научные издательства не понадобятся? Ваша картина будущего? Кто будет контролировать качество знаний и их доступность? Ваша платформа или каждый человек, присутствующий на ней? Это станет совместным достоянием?
Дмитрий Семячкин:
— Конечно, мы об этом думаем, пытаемся пофантазировать и заглянуть в будущее. Наверное, начинать надо с того, что непонятно, в какой форме будут эти знания. Уже сейчас их начинают выражать в тезисе, таблице, чем угодно. Это первая часть. А кто будет контролировать, понимать? Сообщество. Оно сейчас активно формируется, но пока что до результата далеко: задача очень сложная. Исторически науку непросто сдвинуть, она инертна. Даже крупным проектам, про которые я рассказывал, существующим уже около десяти лет, не удается претендовать на роль глобальной платформы для сотрудничества ученых, где каждый ученый играет некую роль одновременно писателя, читателя и рецензента. Если все это представить и подумать… Думаю, что лет через десять это все появится, будет. С нашей помощью или без нас, но это будет.
Игорь Рыбаков:
— Я добавлю еще немного. Представьте себе, что есть научные редакции, которые осознанно «генерят» такие эмуляции научных знаний, которые публикуются в научных журналах, для того чтобы расширить тираж этих изданий. В мире существует гигантская проблема «пузыря» научных публикаций. Но с точки зрения экономики это конкретные деньги, которые тратятся на обслуживание этого «трэша». Гигантские деньги уходят «в пыль».
— Есть социальная сеть LinkedIn, которая, по сути дела, заблокирована в нашей стране. Что бы вы в данной ситуации — как человек, продвигающий параллельную идею, — могли возразить блокировщикам? Хотя эта действующая сеть могла бы преобразоваться в то, о чем вы говорили, — community продвинутых людей, бизнесменов, ученых.
Дмитрий Семячкин:
Читайте также
— LinkedIn, действительно, профессиональная сеть, но он никоим образом не связан с наукой. Если рассматривать его как модель, это один из примеров того, как это может работать. Про блокировки могу сказать, что два месяца назад «КиберЛенинку» заблокировали на части территории Украины, мы были несказанно удивлены и опечалены. Что с этим делать? Наверное, как-то договариваться и «чинить» это все.
— Меня ужаснула ваша цифра, что вы пять лет искали инвестиции. Как конкретно вы нашли Игоря Владимировича?
Дмитрий Семячкин:
— Хочу вас успокоить, искали мы не пять лет, а три года. Активно искали три года, испробовали кучу способов. Самым очевидным путем для нас было государство, которое в итоге так и не поддержало нас финансово. Тогда у нас в головах поселилась идея о том, что наша тема — это некое социальное инвестирование. Мы еще сами не понимали, что это и писали в наших материалах. И тогда не было «Филтеха». А сейчас он появился, появятся еще другие, будет легче.
Игорь Рыбаков:
— Вступлюсь за государство. Государства всех стран, вернее правительства, несут в себе функцию регулятора и «обозначателя». В этом смысле Россия идет по фундаментально очень верному пути. Я бы еще в этом смысле даже снизил раздачу грантов. Потому что обозначил тему — уйди, дай социальным инвесторам.
Что происходит после? Благодаря всевозможным «обозначениям», там Селигер, форумы и так далее, которые начинались с полуадминистративной подачи, которые на второй-третий год превращались во что-то косное и неповоротливое, и все ходили и говорили, как все плохо. Слушайте, все супер, потому что благодаря тому, что появлялись ростки, которые потом прорастали в правильной, не в комфортной, среде. Прорастали люди, которые потом начинают заниматься социальным инвестированием в России.
Сейчас общество обратило внимание на развитие самого себя своими силами, и происходит фантастический переворот. Поэтому я не соглашусь, что ребята из "КиберЛенинки" не там искали финансирование, и плохо, что просили у государства, а денег не дали. Молодцы, что не дали! Если бы дали, я бы вас не встретил бы. В государстве молодцы, что сделали растянутый путь формирования естественных ростков, травинок, которые через асфальт пробиваются три года, пять лет. Через асфальт! Они же теперь такие сильные! Я очень восхищен тем, что делают мои друзья, сподвижники в России. Вообще все, что сейчас в России происходит, фантастично. Наступает новый этап, новая эра, Филтех-эра.
— А можно вас попросить представить, что прошла следующая пятилетка, и мы опять собрались. Что вы нам расскажете, что расскажет Дмитрий про технологическую составляющую, а что Игорь Владимирович расскажет про свою составляющую?
Игорь Рыбаков:
— (молча чертит пальцем график, уходящий ввысь)
Дмитрий Семячкин:
— Мы должны стать архивом номером один, по крайней мере для русскоязычного мира. Глобально мы должны войти хотя бы в десятку, а лучше в пятерку архиво-держателей всего мирового научного контента.
Технологически не буду сейчас фантазировать, потому что это надолго. Я бы сказал так, технологии просто должны все это обеспечивать. Пожалуй, так.
— Про Sci-Hub, наверное, все знают. Что вы думаете о сложившейся ситуации?
Дмитрий Семячкин:
— Да, новость последних дней даже вытеснила из новостной повестки Сирию и другие острые темы. Конечно, мы общаемся. Всех, кто так или иначе работает в этом поле, мы знаем. По крайней мере, у нас в стране это точно. У нас могут не совпадать подходы, мнения и позиции, поэтому мы идем таким путем, Sci-Hub идет другим путем, хотя переоценить его важность вообще для всего мира сложно, но посмотрим, что будет через пять лет.
Игорь Рыбаков:
— Общий тренд мира такой: очень многие ресурсы делались пиратски или как-то, потом все ресурсы приходили в состояние легализации. Если такая технология производства и обмена знаниями распространится путем не очень легальных или не очень законных способов, но распространится, произойдет самое главное — гигантское снижение транзакционных издержек. А снижение транзакционных издержек всегда провоцирует увеличение экономического роста, развития, роста благосостояния стран, потому что, как правило, гигантские транзакционные издержки — это чья-то рента.
Свободный и высокопроизводительный обмен данными, требующий низких издержек на производство, учет, обмен, транзакции и так далее, революционным образом изменит будущий ландшафт. А вот как изменит? Там такие ученые, академики спорят на этот счет, я здесь пас, но как-то изменят. Подождем, посмотрим.
— Вы заявили про амбиции стать крупнейшим архивом. Параллельно с вами развивается проект Национальной электронной библиотеки. Есть ли какая-то угроза, конкуренция?
Дмитрий Семячкин:
— Угрозы мы точно не видим, к сожалению. Это я абсолютно искренне говорю. К сожалению, государственным проектам не удается быть столь эффективными, хотя расходуются большие ресурсы. Вообще, сама задумка, сама идея Национальной электронной библиотеки шикарная — объединить все библиотеки, объединить все, что накоплено, оцифровать. Это очень важная миссия.
Все государственные проекты очень долго раскачиваются. Должно пройти много времени, прежде, чем они выйдут на какую-то устойчивую высоту, ими будут пользоваться. А насчет конкуренции я бы сказал так: хорошо, когда в саду несколько цветов растут.
Игорь Рыбаков:
— Еще интересно, есть оцифровка предыдущих знаний. Количество новых знаний за последующие два года будет равно количеству знаний за предыдущие много лет. Сама по себе оцифровка архивов, которые накоплены в библиотеке Кембриджа, для историков представляет безусловный фантастический интерес. Но с точки зрения тех, кто занят импакт-инвестированием или построением следующих систем полета на Марс и так далее, оно вообще ничего не содержит. Это так классно, когда есть организация, которая занимается оцифровкой исторического наследия; наследие, которое было создано до сегодняшнего времени, оно не должно быть утрачено.
Но еще более важно для ускорения экономического развития начать производить знания и наладить такое производство и потребление знаний, чтобы оно запускало проекты, существенно более эффективные, чем сейчас.
— Насколько, с вашей точки зрения, электронная система хранения данных сейчас подвержена разрушению? Насколько я понимаю, у вас все данные хранятся в каком-то месте, это гиперсервер.
Дмитрий Семячкин:
— Это тема для дискуссии. Понятно, что ничего стопроцентно защищенного не бывает, и в наших силах этот эффект уменьшить. Например, использовать распределенное хранение и идентификацию.
— Вопрос технологический: использование блокчейна у вас применимо, как вы на это смотрите?
Дмитрий Семячкин:
— Технология классная. Я предполагаю, что она может быть применима для научных публикаций, например, для верификации научного знания. Определенно, там есть над чем подумать.
Игорь Рыбаков:
— Представляете, как классно: произвел бит знания, загрузил в систему обмена знаниями и всю жизнь получаешь копеечку с этого бита знаний, которые произвел. Врач, продвинутый врач, условно рентгенолог, который по фотографии видит туберкулез или что там, он работает разметчиком, вносит свою интеллектуальную расшифровку этих данных в систему, и дальше он может не ездить никуда, потому что искусственный интеллект будет распознавать эти фотографии рентгеновских аппаратов за него. То есть он делает вот этот бит знаний, который ему потом приносит прибыль. И это уже происходит.
Дмитрий еще просто не знает, что в группу компаний «КиберЛенинка» войдет еще одна компания. Когда они друг друга увидят, скажут «Е-мое!» В этом суть нашей миссии: мы встречаем инвесторов и компании.
Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.