«Хорошая статья — это хорошее исследование, хорошее исследование — это бюджет»

— Алимурад, где вы работаете и какая у вас специальность?

— Я работаю в Дагестанском государственном университете, директор Института экологии и устойчивого развития. По специальности я эколог, биолог. Занимаюсь изучением и сохранением биологического разнообразия. Моя работа носит фундаментальный характер, но итоги наших исследований имеют и прикладное значение. В частности, сегодня мы занимаемся изучением причин сокращения популяции каспийского тюленя и разрабатываем программу сохранения этого уникального для России вида. Каспийский тюлень — вершина пищевой цепи на Каспии, и он — индикативный вид. По тому, в каком он состоянии, можно говорить в целом о состоянии Каспия. В этом и заключается прикладной характер наших исследований.

Вообще, изучение и понимание глобальных и частных процессов, происходящих в природных экосистемах в настоящее время, является важной и актуальной задачей для современной науки. Значимость бассейна Каспия определяется не только коммерческой стоимостью наиболее ценных промысловых видов рыб, но и генофондом ее реликтовых обитателей. Поэтому Каспийское море и его окрестности сегодня стали важным регионом, представляющим интерес не только для российских ученых, но и для международных групп. В этом регионе располагается несколько малоизученных резервуаров зоонозных инфекций, представляющих опасность для человека и сельскохозяйственных животных. В Стратегии научно-технологического развития прописаны «большие вызовы». Один из них — противодействие биогенным угрозам. И в этой связи наш объект исследований также представляет неподдельный научный интерес. Каспийский тюлень — уникальный резервуар вирусов. И, изучая его, возможно предугадать, какие вирусы могут циркулировать в окружающей среде, какую опасность они несут, в том числе и для человека. Также в Стратегии научно-технологического развития отдельно выделено «сохранение уникальной природы экосистемы России», то есть экологии. Поэтому то, чем мы занимаемся, находится на стыке двух «больших вызовов» — экологии и противодействия биогенным угрозам.

— В каком возрасте и почему вы решили стать ученым?

— Мне кажется, путь каждого человека в науку неоднозначен. В моем случае, наверное, большую роль сыграло воспитание в семье. Отец всегда нас учил, что нужно любить свой родной край, любить свою природу, свой очаг. Поэтому уже с младших классов я участвовал в различных конкурсах, эко-акциях. Когда я вырос, я уже понимал, что хочу именно заниматься этим и пойду по специальности «экология». А дальше уже в Институте экологии, куда я поступил, открылись двери, которые меня привели сегодня в этот прекрасный мир. В мир науки.

— Какими своими достижениями в науке вы гордитесь?

— Помимо науки, я еще занимаюсь административной работой. И я курирую выпуск научного журнала «Юг России: экология, развитие». Последние три года работы дали хороший результат, и сегодня наш журнал — единственный в регионе, который входит в международные базы Scopus и Web of Science. Я считаю, что для ученого очень важно, когда он занимается не только наукой, но и дает инструменты другим исследователям для публикации и представления их результатов в России. А для этого должны быть условия. Вот наш журнал как раз для этого и был создан.

— По поводу российских научных журналов — а точнее, по поводу их уровня — сейчас идет активная дискуссия. Я интересуюсь медициной и биологией, и я знаю, что в этих сферах российские журналы, как правило, очень низкого уровня. Там практически без рецензирования принимают статьи, публикуют их за деньги. Кто-то говорит, что стоит русскоязычные журналы вообще закрыть, а если и издавать, то на английском, чтобы их могли читать во всем мире. Кто-то, наоборот, считает, что их надо поддерживать и развивать. Как вы смотрите на это?

— Я считаю, что эта проблема действительно очень глубока. И что российские журналы, безусловно, нужно поддерживать. Но надо понимать, что наука сегодня — международная. Поэтому здесь государство играет огромную роль. В частности, есть конкурсы и программы поддержки российских журналов, через которые можно выводить журнал на международный уровень. Если говорить о нашем опыте, то мы пошли таким путем — начали придерживаться высоких этических принципов научных публикаций и следить за выполнением требований этики, опираясь на руководства, подготовленные ведущими зарубежными профильными организациями, ассоциациями и издательствами, а также ввели международную структуру публикации статей. Что это такое? Это когда аннотация обязательно должна быть на английском языке — это минимум 400–500 слов. Благодаря аннотации зарубежный ученый уже сможет понять суть исследований. И второе, что я уже сказал, — надо продвигать журналы в международных базах данных цитирования. Если российские журналы будут видны там, то российские публикации и исследования будут видны всему мировому сообществу. И тут еще важно то, что хорошая статья — это хорошее исследование, хорошее исследование — это бюджет. В России, к сожалению, на науку выделяется не такое большое количество денег, как в ведущих европейских странах. Поэтому ругать российских ученых и российские журналы я считаю не совсем правильным.

— И все-таки, надо ли сокращать количество журналов?

— Издание научного журнала, поддержание высоких этических стандартов в российских реалиях не очень легкая задача. Остро стоит вопрос плагиата. Многие отечественные авторы, научные коллективы до конца не осознают ответственность за предоставление чужого материала как своего и, к сожалению, наша редакция тоже очень часто сталкивается с плагиатом в предоставляемых к публикации материалах, и, что очень больно, во многих формах, от представления чужой работы как авторской до копирования или перефразирования существенных частей чужих работ (без указания авторства) и до заявления собственных прав на результаты чужих исследований.

Однако это ни в коем случае не означает, что на «мусорные» журналы надо закрывать глаза. Их, безусловно, надо закрывать и об этой проблеме надо говорить. Надо закрывать им доступ к финансированию, отбирать у них лицензию, чтобы они не могли функционировать. Они портят общую картину, и из-за этого страдают и хорошие российские научные журналы. Но, к сожалению, многие наши ведущие издания до сих пор не понимают, что все-таки нужно публиковать статьи и на английском языке. Наш журнал, например, публикует не только на английском, но еще на испанском, итальянском и русском языках.

— Допустим, ученый сделал некую работу, написал статью. Но он понимает, что в Nature и Science он послать ее не может — уровень не тот, — и решает публиковаться в отечественном издании. По каким признакам человек может понять, в какой журнал стоит подаваться, а в какой — нет?

— Для этого есть базы данных, где отображается индекс цитирования журналов. Зайдя в эти базы, можно понять, ссылаются ли исследователи на этот журнал, на статьи в нем. Если нет — соответственно, этот журнал низкого уровня. Но нельзя сразу отодвигать условный Nature и другие ведущие журналы, всегда надо пробовать туда подать работу. Если рецензент сделает замечание — исправить, потом подавать в другие хорошие издания.

— С цитированиями тоже проблема. Есть же проблема самоцитирования, цитирования коллег…

— К сожалению, эта проблема действительно очень остро стоит в России. Понимаете, у нас искусственно ставят какие-то индикативные показатели для оценки работы ученых и институтов. И институты, чтобы достичь этих показателей, идут в том числе и на то, о чем вы говорите. Ученые понимают, что нужно не одну хорошую статью в год опубликовать, а три, пусть и не такие хорошие. И поэтому они идут на ухищрения — количество растет, а качество страдает.

Кстати, сейчас немного не в тему. У нас еще есть интересный опыт — мы ввели в редколлегию студентов. Насколько я знаю, впервые в России. И впервые в России мы провели ретракцию статьи — это значит, что автор подал нам статью, мы ее опубликовали, но параллельно этот же автор подал эту же статью в другой журнал, и там ее тоже опубликовали. Поэтому мы провели ретракцию — отзыв уже вышедшей статьи. А в следующем номере мы написали, что такая-то статья была отозвана. Это был в российском опыте первый случай подобного отзыва.

— И как отреагировало научное сообщество?

— Очень положительно. Но вот российские базы данных… До них было очень тяжело достучаться, чтобы они убрали статью из базы данных. Тот же Российский индекс научного цитирования — они почти год не убирали ее, вообще не понимали, что такое ретракция и почему мы отозвали эту публикацию. Важно, чтобы в России развивалась публикационная этика.

— Расскажите, пожалуйста, о финансовой поддержке исследований. Куда лучше обращаться — к государству, к компаниям?

— На самом деле, у нас в стране очень много инструментов поддержки ученых. Ситуация вполне хорошая — мы можем судить об этом по отзывам, в том числе и ведущих мировых ученых, которые едут в Россию. Если же мы говорим о молодых ученых, то для них тоже есть специальные инструменты: президентские гранты, гранты по линии Российского научного фонда и Российского фонда фундаментальных исследований. И ученый, если у него будет желание, может найти финансирование на свои исследования. Например, нас через Русское географическое общество поддержал Фонд принца Монако Альбера II, и в июле мы начали новый этап в программе изучения причин сокращения каспийского тюленя.

— О чем вы хотели бы предупредить молодых людей, которые только начинают свою научную карьеру?

— Слово «наука» не зря женского рода. Она всех завораживает, но еще никому не покорилась. Поэтому всем ученым — и аспирантам, и студентам — я хочу пожелать, чтобы они никогда не питали иллюзий, что они сейчас все перевернут своими исследованиями. Это работа не одного дня. Исследования бывают и удачные, и неудачные. Самое главное верить, что конечный результат будет, и стремиться к этим результатам.

— Бывали ли у вас моменты, когда что-то очень долго не получалось, но вы все равно продолжали это делать, продолжали бороться?

— Безусловно. Например, мы долго боролись, чтобы каспийского тюленя включили в Красную книгу. Пока нам удалось включить его в региональную Красную книгу, но мы, к большому сожалению, до сих пор не можем достучаться до некоторых наших чиновников, чтобы они внесли этот вид в Красную книгу России. Но, невзирая на это, мы продолжаем свои исследования, и я очень надеюсь, что в ближайшем будущем все-таки мы увидим каспийского тюленя в Красной книге России.

— Какие советы вы могли бы дать школьникам, которые только думают, какую профессию им выбрать?

— Я бы дал такой совет — никогда не переставайте мечтать. В мечтах рождаются идеи. Эти идеи потом можно воплотить в жизнь. И, безусловно, надо смотреть вокруг — какие есть нововведения — и следовать этим нововведениям, чтобы в будущем ваша профессия была полезна для общества.

— Почему наука сегодня может быть привлекательна для молодежи?

— Быть ученым сегодня модно и престижно. Мы возвращаемся к тем временам, когда ученый — это не тот, кто не может прокормить семью, а тот, кто может не только прокормить семью, но он еще и опора общества, опора страны, за ним будущее. Впрочем, это не значит, что все бегут в науку. Ученый — это призвание, и их много не бывает.

— Давайте немного поговорим о вас. Если бы вы могли отправить себе письмо на пять-десять лет назад, что бы вы написали?

— Я бы написал: «Не переставай удивляться и мечтать. Мечты порой сбываются, и в науке это очень важно».

— У вас есть любимая книга?

— Их много, и при первой встрече со студентами я всегда рекомендую им читать классику. Мне очень нравится Достоевский. Но на ваш вопрос я бы ответил, что моя любимая книга — «Понедельник начинается в субботу» братьев Стругацких.

— Какого художественного персонажа вы бы хотели видеть сотрудником своей лаборатории?

— Вот как раз в этой замечательной книге есть персонаж Александр Привалов. Я бы его и хотел видеть в своей лаборатории. Он, попав в Научно-исследовательский институт Чародейства и Волшебства, пришел к выводу, что все случайности должны подчиняться какой-то системе. И он начал объяснять все, что происходит вокруг, искать закономерности. В науке очень важно, чтобы молодой ученый или коллектив всегда искал и находил объяснения тем или иным процессам.

— Какие иностранные языки вы знаете и какой хотели бы выучить?

— После окончания учебы я проходил стажировку в Англии, и у меня, я считаю, неплохой английский язык. Также я владею своим родным языком – кумыкским. Он относится к тюркской группе языков, поэтому я могу говорить и на турецком. Но я бы еще хотел выучить китайский язык. Я считаю, что за этим будущее. Скоро и наука, и все люди будут говорить на китайском языке.

— Посоветовали ли бы вы своему ребенку избрать научную карьеру?

— Я считаю, что в первую очередь надо быть профессионалом в своей области, какой бы она ни была. Но, безусловно, я буду рад, если он решит стать в будущем ученым.

— Чем вы увлекаетесь? Есть ли у вас какие-то необычные хобби?

— Я очень люблю общаться с природой, мне очень нравятся горы. При малейшей возможности я пытаюсь выехать в горы. И там я черпаю и идеи, и вдохновение, и силы для дальнейших исследований.

— Закончите фразу: «Я в науке, потому что…»

— Я в науке, потому что люблю свою страну и свой родной край.

Материал подготовлен при поддержке Фонда президентских грантов

Понравился материал? Добавьте Indicator.Ru в «Мои источники» Яндекс.Новостей и читайте нас чаще.

Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.